– Я с момента смерти отца живу с бабушкой, мы привыкли так. Да и мой дядюшка не горит желанием, чтобы я с ним жила.
– Получается, вы живете вдвоем?
– С недавнего времени – да. До этого полгода жили я, моя бабушка и моя девушка.
– Как бабушка к этому отнеслась? – удивленно спросил Дима.
– Нормально, взрослая внучка привела партнера, что тут такого?
– Ничего, просто любопытно.
– Дима, с кем бы я ни спала, это в любом случае станет достоянием общественности, если не сейчас, то уж точно потом, – махнула рукой я.
– Согласен. Я немного завидую тебе, что у тебя есть бабушка. Я свою видел последний раз, когда мне было 15 лет. Она жила в другом городе, мы с родителями приехали к ним погостить летом на несколько дней. Отец уехал по своим делам к другим родственникам. А мы с мамой остались у бабушки и деда. Увы, это была моя последняя встреча с ними. Когда утром мы уезжали на вокзал, мы вышли из дома, прошли в арку и оглянулись, на балконе стояла моя бабушка. Балкон был уложен маленькой аккуратной плиткой, ее когда-то выкладывал мой дед. Это было раннее летнее утро, мы задрали головы. Бабушка стояла в ситцевом домашнем халате и махала нам рукой, мы помахали ей в ответ, и она начала утирать слезы. Я тогда не сразу понял, что она плачет. Моя мама сказала ей: «Мам, не плачь, мы скоро еще приедем», и бабушка перестала плакать. Мы прошли по зеленому двору, между комков тополиного пуха и поехали на вокзал. К сожалению, с тех пор я больше не видел свою бабушку.
– А мама приехала к ней? – я почувствовала, как что-то заныло в груди, как тогда, когда я ночью бросилась звонить бабуле.
– Мама приехала, – Димка откинул волосы с лица, – когда умер мой дед, она приехала. Ты знаешь, если бы мне тогда кто-то сказал, что я вижу бабушку и деда последний раз в жизни, я бы, наверное, не знаю, остался погостить еще. Сказал бы им, что, хоть я их и видел не очень часто, но я ими горжусь и рад, что они у меня есть. Хоть и немного времени, но мы его провели вместе, и воспоминания из детства никуда не денутся. Когда я был младшим школьником, мы с бабушкой вечером сидели на балконе и наблюдали, как смеркается и начинается ночь, как зажигаются звезды и как угорелые стрижи носятся над нашими головами. Я очень хорошо помню вид с балкона, зеленые тополя и огромные комки пуха.
– Тебя это так сильно тревожит? – спросила я.
– Не знаю, просто захотелось поделиться с тобой, – Димка потрепал меня по плечу свободной рукой. – Я потом, уже после их смерти был в том дворе, долго стоял, задрав голову и глядел на балкон, вместе с кем-то из жильцов зашел в подъезд, поднялся на этаж и смотрел на их темно-коричневую дверь. Я не догадался, да и не осмелился бы позвонить в дверь и войти в квартиру. Пройти маленький коридор с плетеным ковриком, раздвинуть светло-желтые шторы, которые вместо двери отделяли кухню и коридор от комнаты, войти в комнату, сесть за стол с кружеными салфетками. Заглянуть в сервант, в котором стоят фарфоровые чашки и красивые ложки с рисунком. Пройти во вторую комнату, – там на подоконнике всегда стоял дедов старый вентилятор, висели два ковра и стояли две кровати. Открыть холодильник, в этом холодильнике – мое счастливое воспоминание детства – всегда было много шоколадных плиток. Их моей бабушке, я думаю, дарили на работе. В возрасте 15 лет я туда уже не заглядывал, а когда был маленький, мне казалось, что их там просто сотни. А еще у них была небольшая кладовка, в ней стояли мешки с крупой, она тоже была отгорожена шторками. Маленький я там во что-то играл, прятался, как в убежище. Ах, да. Еще у них в шкафу на нижней полке было много детских книг, книг моей мамы, я их рассматривал и читал, когда научился читать. Казалось, что прикасаюсь к чужой жизни. Боюсь, даже спустя столько лет, я бы не смог в эту квартиру зайти. Сейчас, вспоминаю, кажется, черт, как жаль, что я не зашел. Уверен, не зайду и сейчас. Хотя, сейчас там уже все по-другому, конечно. Квартиру продали, в ней живут чужие люди, и от быта и жизни моих дедушки и бабушки не осталось уже и следа. Кира? Ты спишь?
Я уже была в полусне, он укрыл меня одеялом, выбросил лед, отключил свет и сам прилег на бесшумной раскладушке. Я проснулась уже после обеда от головной боли, встала и пошла в ванную, холодная вода помогла мне взбодриться. Я проверила мобильный, дядюшка Ян оставил мне несколько десятков голосовых сообщений.
Дима очень тихо вошел в комнату, у него в руках был пакет. Он аккуратно поставил на тумбочку термос и чашки, и коробочку, видимо, с моим завтраком.
– Кира, доброе утро, выспалась? – спросил он.
– Привет, вроде бы да, только голова очень болит. Ты принес мне завтрак?
– Да, я вышел купить тебе завтрак – вот он. А термос мне дал твой директор.
– Игорь? – удивилась я.
– Пожилой смуглый мужчина, да, кажется, Игорь.
– А где ты его встретил?
– На стойке ресепшн, он дал мне карточку, написал на ней, что нам нужно поговорить, и мы поговорили.
– Как поговорили? Вслух?
– Кира, мне кажется, Игорь не может говорить, как ты выразилась, вслух. Мы с ним поговорили по-другому. Я говорил, а он мне писал.
– И о чем вы поговорили?
– Он спросил, кто я, почему ты не в Москве, как я тебя сюда привез? Я рассказал и про вокзал, и про безмолвное такси. Он спросил, как ты? Я ответил, что спишь уже больше 14 часов, он отошел куда-то и вернулся с этим термосом, велел дать тебе попить, когда проснешься. И мне рекомендовал тоже с тобой отведать чашку.
– А где он сейчас?
– Кира, я не знаю, – Дима развел руками. – Я вообще с ним не знаком.
– Как ты понял, что он мой директор?
– Он мне сам сообщил, что он хозяин гостиницы.
– А я хозяйка? – улыбнулась я.
– Примерно так, – улыбнулся Дима. – Давай поешь, – он бросился к термосу и налил мне в чашку горячую жидкость. Я сделала глоток, это был обычный чай с мятой.
– Чай с мятой, – удивленно сказала я.
– А что там должно было быть? Волшебное зелье?
– Не знаю, – ответила я и достала из коробочки бутерброд, откусила кусочек, – вчера он дал мне таблетку снотворного, сегодня – термос.
– Кира, – Дима положил мне руку на плечо, – тебя все очень любят: и этот странный мужчина Игорь, и твой импульсивный дядюшка – чему тут удивляться? Это нормально.
Домой мы поехали на вечернем «Сапсане», моя голова болела, от удара подбородок сверкал синевой, а губа распухла.
– Кира, может быть, стоило лететь на самолете вместе с Яном? – спросил Димка.
– Я не сяду в один самолет с этим человеком. Я так зла! Я ужасно зла! – вскрикнула я и поморщилась от боли.
В поезде мы сразу попросили лед, и я приложила его одновременно к губе и звенящей голове.
– И нужно было бы поехать в трамвпункт, – подытожил Димка.
