Он произнес эти слова, даже не обернувшись к племяннику, – смотрел, не отрываясь, на прибрежную дорогу Уголок левого глаза подергивался. Точно так, как тогда, на ярмарке в Марнесе.
Юнас после того вечера старался не встречаться с дядей. Но попробуй с ним не встретиться, когда полдня горбатишься на веранде с шлифовальной машинкой, а обитатели виллы снуют взад-вперед… Дядя Кент проходил мимо него как минимум дважды в день, утром и вечером. Иногда в светлом льняном костюме, другой раз в шортах и тенниске. Иногда здоровался на ходу а иногда словно бы и не замечал. Но в этот вечер на нем был темный костюм. Тоже льняной, элегантно мятый, но темно-серый, стальной. Он только что подъехал, уже потянул вбок стеклянную дверь, но остановился:
– У нас сегодня гости.
– Какие гости? – спросил Юнас.
Кент резко повернулся и смерил его взглядом:
– Полиция… с тобой хочет поговорить полиция, Ю-Ко.
– Про что?
Дядя Кент опять отвернулся и посмотрел на пролив:
– Про этот загадочный корабль, который ты видел ночью. Ничего другого. Так что отвечай на их вопросы. Я буду рядом.
Юнас посмотрел на дом. В окне гостиной маячили две головы – Мате и Урбан, родной и двоюродный братья. Смотрят телевизор. Они уже знают – он проболтался, что не был с ними в кино. Ни слова ему не сказали, но знают. Это точно. И ничего хорошего он от них не ждал.
– Не возражаешь, Ю-Ко? – спросил Кент.
Юнас пожал плечами и проследил взгляд Кента. Курган на месте, но призрак в последние дни не показывался. Наверное, стесняется – Герлоф ведь рассказал, что курган не настоящий, откуда там взяться призракам?
– И еще одно… – продолжил Кент. – Ты знаешь, что означает слово актер!
Кент подошел поближе. Ворот сорочки был расстегнут, и на Юнаса пахнуло тяжелым, как от коньяка, запахом туалетной воды.
– Тот, кто в театре играет?
– И это тоже… но, вообще говоря, актер – это участник делового процесса. Или крупной игры. Есть большие актеры и маленькие актеры… А ты – маленький актер в большой игре. Понял?
Юнас кивнул, хотя уверенности, что он понял намек дяди Кента, у него не было.
– Хорошо… – Дядя моргнул и понизил голос: – Ты ведь знаешь, что сделал твой отец? Почему его прошлым летом не было с нами?
Юнас снова кивнул – это-то он знал точно.
– Он опять здесь, так что все обошлось. – Кент наклонился к Юнасу почти вплотную. – Но если ты вдруг вообразишь, что ты большой актер, Ю-Ко, если ты захочешь рассказать полицейским про вечер на ярмарке в Марнесе… они могут опять забрать твоего отца. Ты ведь этого не хочешь?
Юнас затряс головой – само собой, не хочу.
– И никто не хочет. Поэтому отвечай коротко на их вопросы про корабль, а про остальное – ни слова. О'кей?
– О'кей.
– Вот и хорошо. Тогда мы эту игру выиграем.
Он выпрямился, похлопал Юнаса по плечу и пошел в дом. Через несколько секунд Юнас услышал, как дядя включил беговую дорожку.
Возвращенец
Хутор был освещен единственным прожектором, укрепленным на столбе над коровником. Собственно, и освещал-то он только коровник, весь остальной двор тонул в полумраке. Но о ночной тишине и речи не шло – со всех сторон слышалось мычание, блеяние, деревянные стены сотрясались от тяжелых ударов: молодые бычки проверяли лбы на прочность. Старая силосная башня устремлялась в небо, как большая, но на удивление корявая ракета.
Ночь на субботу. Конечно, на больших хуторах работа не прекращается никогда, но в пятницу людей здесь куда меньше, чем обычно. Рабочая неделя закончилась, всем хочется отдохнуть.
Но Возвращенец не думал об отдыхе. Он присел на корточки рядом с башней и ждал Риту, которая скрылась между строений с пустым пластмассовым ведерком в руке.
– Скоро вернусь, – бросила она через плечо.
Помочь не попросила.
Он ждал. В теплом, сухом ночном воздухе пахло навозом. Огляделся – башня, большой коровник, стойло для лошадей, ухоженная техника. Новый трактор. Есть еще крупные фермеры на острове. А может, только крупные и остались. Мелких почти нет – кто разорился, кто состарился.
Прошуршала трава. Появилась Рита – быстро и незаметно. Всхрапнула невидимая лошадь.
– Вот, – сказал она, переводя дыхание. – Никто меня не видел.
Он принял у нее ведро. Теперь оно уже не было пустым – довольно тяжелое, плотно закрыто крышкой.
В другой руке у нее был желтый, облепленный куриным пометом аппарат со свисающим шлангом.
– А это что?
– Насос… Мойка высокого давления. Все. Больше ничего не надо.
Он кивнул.
– Теперь – к Клоссам.
Земля обетованная, май 1935
Еще прошлой весной Свен сказал:
– Пора собираться домой. – Приближалось лето, земля подсохла, и копать стало легче. – Домой, на хутор.
Арон уставился на отчима:
– Ты что, всерьез?
– Серьезней не бывает. Я отдал паспорт в контору, они пошлют его в Ленинград. Скоро паспорт вернется оттуда со всеми нужными штемпелями. И всё. Скатертью дорога.
Арон поверил. Наконец. Наконец-то.
Но дни проходили за днями, месяцы за месяцами, а паспорта все не было.
Правда, кормить стали не то чтобы лучше, но сытнее. Арон уже не дрожал от голода по утрам и особенно по ночам. В лесу полно ягод, все время подвозят мясо и прошлогодние яблоки.
Появилась еда, зато стали исчезать люди.
Один из первых – Михаил Сунцов, сосед по бараку, пожилой рабочий из Минска. Он рассказывал невероятные истории о жизни в Советском Союзе и все время что-то мастерил. Вырезал из куска березы красивый боевой корабль. Свену он так понравился, что он прибил его к потолку над изголовьем их с Ароном койки.
Но в один прекрасный день Сунцов исчез. В начале утренней смены его ждали несколько военных в темной форме, они поговорили с ним о чем-то, и Сунцов исчез. Больше его не видели.
Просто исчез. Ночью койка его была пуста.
Свен поспрашивал рабочих, куда он делся, но никто не знал. А может, и знали, но не хотели говорить.
И после этого началось. Люди исчезали. За ними приезжали молчаливые солдаты, как правило, ночью – лиц их никто не видел, перемещались по бараку, как ночные тени, и уводили с собой одного из рабочих. А иногда двоих и даже троих.
И Свен так и не получил свой паспорт.
Настала осень, стало холодать, по ночам случались заморозки – с утра трава жесткая и в инее, земля промерзла, лопатой не возьмешь.
