Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 85
– Пе-ро-на, – по слогам сказал Гусев.
– Перуна! – воскликнул Саня.
– Ага, – кивнул Гусев. – Такие дела, парни. Бредим мы, и бредим капитально. Какие-то новые химикаты на нас испытывают. Мощная штука, да?
– Не то слово, – пробормотал Саня Веремеев. – Однако же вот щиплю я сейчас себя за руку – и мне же больно, блин! По-настоящему больно!
– Наука умеет много гитик, вот что это значит, – сказал Гусев. – Бабка моя так выражалась. Вот уж, действительно, умеет так умеет.
– Да… – выдохнул Сергей. – Уколоться и забыться…
– Уже укололись, судя по всему, – заметил Гусев. – Вернее, нас укололи.
– А ты еще не знаешь, Геныч, кто такие наши американские друзья, – сказал Сергей.
Гусев подался к нему:
– И кто же? Покемоны переодетые?
– Нет. Всего лишь астронавты. Самые обыкновенные американские астронавты. И попали сюда прямо с Марса.
– Ну что ж, – сказал Гусев после некоторого молчания. – Почему бы и нет? Не знаю, как вы, парни, а лично я после расставания с Эниоль – там начали шуметь в коридоре, потом наставница стала стучаться, забеспокоилась, и я слинял по карнизу… Так вот, лично я эту головную боль перенес и теперь мне все по тамтаму. То есть я решил для себя, что мне все по тамтаму, и внимания обращать на все эти шизы не буду. Как есть – так есть. Точка. Жирная такая точка.
– Это самое разумное решение, Геныч, – сказал Сергей. – Я не говорю «правильное», но – разумное. Подходящее. Удобное. Грамотное. И я его поддерживаю.
– Мы можем поддерживать любые решения. – Саня Веремеев опустил голову на подушку. – Или ничего не поддерживать. Но все равно все будет идти своим чередом. А потому предлагаю спать, даже если на самом деле мы давно уже спим. Я тоже дергаться не собираюсь и, честно говоря, меня все эти чудеса вполне устраивают. Мне здесь просто интересно, и неважно, где находится это «здесь» и что оно такое.
– Философ! – одобрительно сказал Гусев. – Галилей! Так и будем дышать, парни…
15. Проникновение
Свет осеннего солнца яркими бликами переливался в стеклах книжных полок и полированных глыбах двух шкафов, возвышающихся у стены. Можно было повернуть пластинки жалюзи и преградить путь бесшабашному световому потоку, но доктор Самопалов умышленно не делал этого – впереди было много пасмурных дней. А сумеречных душ на этой территории, обнесенной высоким железобетонным забором, томилось еще больше…
Доктор сидел в кресле, а напротив него, в таком же кресле, на самом его краешке, примостилась женщина. Все еще яркая, хотя и неотвратимо увядающая, черноволосая, с пунцовыми, обильно напомаженными пухлыми губами и искусно подведенными большими глазами. Мать Игоря Владимировича Ковалева. Жертва Игоря Владимировича Ковалева. Она, как обычно, пришла повидаться с сыном, но в свидании ей было отказано – по той причине, что Ковалев витал сейчас бог весть в каких запредельных сферах. Тело его лежало на койке в боксе, а сознание… Кто знает, где было его сознание… Самопалов принял необходимые меры для того, чтобы сознание пациента, именующего себя Демиургом, никоим образом не контактировало с внешним миром. Он совершенно определенно знал, что Игорь Ковалев – источник опасности. Очень серьезной опасности.
Мать Ковалева этого не знала. Поэтому, приехав в клинику и убедившись в том, что свидание с сыном не состоится, она направилась к Виктору Павловичу, чтобы выяснить, в чем дело. И вот теперь в полном расстройстве сидела в кабинете доктора Самопалова, объяснившего ей, что состояние Ковалева вынудило прибегнуть к сильнодействующим медикаментозным средствам.
– Господи, да за что же ему такие напасти? – Светлана Ивановна тяжело вздохнула и поднесла к глазам платок. – Или это мне наказание… за мои грехи?…
Доктор, прищурившись, смотрел в окно. Ему вспомнилось библейское высказывание об отцах, евших кислый виноград, и оскомину у детей.
– Господи… – вновь вздохнула женщина. – И дед его здесь лежал, а теперь вот он лежит… Словно проклятие какое-то… Я уже и в церкви была, и у этой ворожеи, у Виты, и у бабуси Гали…
Самопалов взглянул на нее:
– Дед Игоря Владимировича тоже лечился у нас?
Светлана Ивановна скомкала платок, спрятала в сумочку.
– Да не лечился он, а лежал здесь. Это отец моего бывшего… мужа… Мне муж когда-то рассказывал, а Игорь и не знает ничего. Знает, что дед давным-давно умер – вот и все.
– Как же его сюда определили? Что, имелись какие-то основания?
– Это после войны было, в конце сороковых… Ковалева – это фамилия матери мужа, свекрови… и муж тоже Ковалев, и Игорь… А дед его – Бенетти, Антонио Бенетти. Итальянец.
Женщина замолчала. Доктор Самопалов тоже молчал. Потом задвинулся поглубже в кресло и скрестил руки на груди.
– Ну, давайте, рассказывайте, Светлана Ивановна.
…В той самой кровопролитной в истории человечества войне гораздо больше теряли, но кому-то удавалось и находить… Многих навсегда разлучила война, но многих и связала на всю жизнь – правда, подчас жизнь эта оказывалась очень короткой…
Мать Игоря Владимировича Ковалева не знала подробностей, но общая картина вырисовывалась довольно ясно. Антонио Бенетти был военнослужащим итальянской армии. Италия во Второй мировой воевала в союзе с Германией и Японией, и Муссолини, выполняя волю Гитлера, направлял свои войска в пламя бушевавшего в Европе пожара войны. Где и как попал в плен то ли рядовой солдат, то ли офицер Антонио Бенетти, Светлана Ивановна не знала. А знала лишь, что осенью сорок пятого года военнопленный итальянец вместе с другими своими соотечественниками и солдатами вермахта восстанавливал здесь то, что было разрушено захватчиками. Тут и встретился он со своей будущей женой – бабушкой Демиурга-Ковалева по отцу.
Неизвестно было Светлане Ивановне и почему, когда это стало возможным, Антонио Бенетти не вернулся на родину. То ли не к кому было ему возвращаться, то ли он боялся репрессий – ведь уже покончено было с дуче и его режимом, и в Италии набирали силу коммунисты… Если, конечно, имели место в Италии какие-то репрессии. А может быть, не захотела ехать в далекую капиталистическую страну его русская жена – да и кто отпустил бы ее из СССР в те годы?… Как бы там ни было, Антонио Бенетти стал гражданином Советского Союза и работал на заводе «Красный Октябрь», который сам же и помогал поднимать из руин – мимо темных, с пыльными стеклами корпусов этого завода каждый день проезжал по дороге в клинику доктор Самопалов. Здесь, в этом городе, в конце сорок седьмого и родился у молодой четы сын Владимир – отец Демиурга-Ковалева.
Наивный Антонио Бенетти! Он боялся репрессий на родном Апеннинском полуострове, а бояться-то ему следовало репрессий советских… После войны, как и ранее, продолжались поиски врагов, мешавших честным гражданам Страны Советов жить еще лучше и веселее. Очередной вал «охоты на ведьм» накрыл Антонио Бенетти – лицо итальянской национальности, бывшего военнослужащего вражеской армии (а значит, бывшего сторонника фашистского режима Муссолини), захваченного в плен с оружием в руках. И пусть в сорок восьмом Антонио был уже Антоном Семеновичем (взяв отчество по имени тестя) – соответствующие недремлющие органы – исполнители директив «отца народов» прекрасно знали, как, когда и откуда попал в советскую страну чужак Антонио Бенетти, ныне связанный, без всякого сомнения, со спецслужбами мирового империализма.
Ознакомительная версия. Доступно 17 страниц из 85
