Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 57
Я никогда не отдавал себе отчета, насколько умен этот человек. Мне всегда было комфортно рядом с ним. Но на сей раз я покидал кабинет доктора Фрея потрясенным, потому что в заключение он заявил:
– По моему мнению, вы никогда не сможете вернуться к своей прежней профессии. Отныне ваша единственная задача: быть здоровым и ходить без посторонней помощи.
Я был ошарашен, и даже не обратил внимания, что с тех пор, как мы сели в машину, Фредди не произнесла ни слова. Она не отрывала взгляда от дороги, пока мы не вернулись в отель.
– Ничего, все не так уж плохо, – уговаривал я себя. – Посмотрим, что он скажет через полгода.
Но чем упорнее я стремился вернуть прежнюю жизнь, тем раздражительнее становилась жена. Я видел, что в семье не все так радужно, как прежде, но был слишком разочарован и зол, чтобы что-либо предпринять. Фредди, как я это понимал, явно горевала о том, что ее принц никогда не подарит ей хрустальную туфельку. Что ж, ее дело. Я спрятал этот факт в мысленную папку, где уже хранилось нежелание дочерей интересоваться моим выздоровлением. Необходимо сосредоточиться и упорно трудиться, тогда все образуется и они поймут, что были не правы.
17
Март – октябрь 2006 года. Седона и Омаха
Был напоенный обещаниями весны солнечный мартовский день. Как в последнее время вошло у Фредди в привычку, вернувшись домой, она быстро прошла мимо меня, сидящего на своем обычном месте в патио. Устроилась в гостиной и стала ждать, когда сможет поговорить со мной. И то, что собралась мне сказать, отняло совсем немного времени.
– Я ухожу от тебя.
– Я слишком устал, чтобы оценить твой юмор!
– Я не шучу. Ухожу от тебя, сегодня вечером. – Жена говорила не громко и не истерично, обыденным тоном, словно давно планировала этот шаг. Так оно и было.
– Фредди, прекрати! Что тебе не нравится на сей раз? – Мы с ней поругались незадолго до того вечера.
– Почему ты считаешь, что наши ссоры происходят по моей вине? Что мне всегда все не нравится? – Она повернулась к небольшому чемодану, который был уже собран и ждал ее в коридоре. – Мне пора уйти.
От удивления я так раскрыл рот, что челюсти грозил вывих. Меня поразило решительное выражение лица Фредди, когда она выкатывала чемодан из двери.
– Подожди минуту! Что происходит? Ты же это не серьезно?
– Послушай меня, Стив. Не злись, просто выслушай. Я не могу больше выносить такое существование. Не желаю возвращаться домой к упертому маньяку, который не в состоянии поладить с собственной жизнью.
– Фредди, нам надо все обсудить. Нельзя же взять и уйти не поговорив!
– Стив, я устала говорить с тобой. Твой единственный ответ на мои слова: «Держись!» Я больше не хочу держаться. Не вижу никакого просвета в конце тоннеля… Я ухожу. – Она пылала такой решимостью, которую в других обстоятельствах я бы назвал геройством.
– Ты уходишь, потому что я не в состоянии вернуть нас к прежней богатой жизни? Признайся!
– Именно так, поэтому я ухожу, – спокойно кивнула Фредди и добавила: – Мне не важно, чем ты занимался в жизни: убирал мусор или вообще ничего не делал, – но ты настолько мучаешься чувством вины из-за того, что не в состоянии вернуть наше прошлое, так злишься из-за своего «провала», что складывается впечатление, будто тебе вообще не делали операцию. Ты упорно стараешься доказать, что способен все преодолеть, что у тебя вообще ничего не осталось – ни для меня, ни для кого-нибудь другого. Я больше не могу так жить.
Фредди подкатила чемодан к машине, погрузила его в багажник и уехала. Весь разговор занял не более десяти минут.
Следующие три недели я был почти ни на что не способен. Гнев гнал меня из комнаты в комнату, выпроваживал во двор, где я яростно рубил и кромсал деревья и кусты. В голове засела единственная мысль: «Меня незаслуженно обидели». Всю свою энергию я направлял на то, чтобы поправиться и вернуть нашу прежнюю жизнь. Хотел, чтобы семья опять обрела силу. Вот все, что мне необходимо. Я загонял себя, желая доказать Фредди, что я именно тот мужчина, за которого она вышла замуж. Хотел быть в форме, пробегать много миль, чтобы в теле осталось не больше восьми процентов жира, и по выходным устраивать дальние прогулки на велосипеде. Стремился стать тем, кем когда-то был. Фредди этого просто не поняла. Как я мог поладить с жизнью, если от меня осталась толика того человека, каким я был раньше?
Комета переживала отсутствие Фредди совершенно по-иному. Борзые больше других собак привыкают к рутине, и теперь она сильно переменилась. Не встречала, как раньше, Фредди, когда та приходила с работы домой, не получала еду через час после ее возвращения и не выпрашивала три (всегда только три) собачьих печенья. Теперь с наступлением вечера Комета укладывалась в прихожей, смотрела на дверь, при малейшем шуме на улице поднимала уши и до темноты не успокаивалась. Но, судя по всему, не злилась, что ею пренебрегают. Все ее повадки свидетельствовали о том, что она скорее обеспокоена, чем раздражена. «Почему ты на меня сердишься? Я переживаю. Что я сделала не так? Я исправлюсь. Когда ты вернешься домой? Я тебя по-прежнему люблю».
Окольными путями я узнал, что Фредди поселилась с какой-то подругой. Сама она запретила нашим друзьям сообщать мне ее адрес и даже номер телефона. К началу лета моя маниакальная работа в саду, упражнения и многомильные прогулки стали реже, а затем и вовсе прекратились. Я сидел в шезлонге, пока жара не становилась невыносимой, а затем переходил в дом и переживал свое бедственное положение: один распавшийся брак и не исключено, что и второй, духовное отчуждение дочерей, боль, которая не прекращалась, несмотря на упорные упражнения и попытки восстановиться и печальную реальность вечной инвалидности и невозможности работать.
Лежа в кресле со свернувшейся у ног Кометы, я возвращался к старым черно-белым вестернам. Их сюжет всегда один и тот же: в город приезжает герой и встречает девушку, бандиты грабят банк и ранят героя. Герой ловит бандитов, спасает банк, встречается с девушкой, она выхаживает его, и он уезжает навстречу заходящему солнцу, чтобы на следующей неделе повторить все свои подвиги. Не было ни единого случая, чтобы ковбой уселся посреди дороги и принялся оплакивать несправедливости жизни.
Место, где я вырос, напоминало один из таких пыльных городков, и уроки, преподанные мне за обеденным столом, перекликались с темами старых вестернов. Отец заслужил уважение и привязанность членов семьи, неуклонно следуя этому типу поведения. Быть мужчиной – это что-то да значит. Женщины в семье отца никогда не были слабыми, но считалось непростительным, если мужчина был неспособен защитить их и заработать средства к существованию. В шестнадцать лет отец ушел с семейной фермы, в двадцать – женился на моей шестнадцатилетней матери, и в двадцать три года нашел себе «городскую работу», чтобы содержать жену и двоих детей. Когда он говорил: «Заботиться о семье – мужское дело. Не жалуйся, не увиливай, просто выполняй то, что положено, и все», – я не задавал ему вопросов.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 57
