– И дети есть? – Я говорила с трудом.
– Есть, – осторожно произнесла Мадди, вполне сознавая, что затронула больное место.
Но на самом деле все было еще хуже. Ее поступок был верхом подлости. Удовлетворять низменные инстинкты, отлично сознавая при этом, что разрушаешь семью! Потому что неверность – это настоящий яд! Разумеется, в наше время многие люди перенимают точку зрения французов, считая, что вполне можно обманывать супругов и заводить связи на стороне, поскольку то, чего не знают родные, не может им навредить. Вполне удобная стратегия, позволяющая изменникам и изменницам делать все, что хочется, не обременяя себя угрызениями совести. К сожалению, никто при этом не думает о детях. Как только измена выходит на свет, – давайте будем откровенными: может, обманщики считают себя хитрее и увертливее Джеймса Бонда, но на самом деле попадаются на пустяках, – обида, боль и страдания длятся куда дольше, чем сама связь. Гораздо дольше, чем рухнувший брак. И причина моих неудачных отношений с мужчинами легко прослеживается: это потерпевший крах брак родителей.
– Теперь я понимаю, почему ты мне не сказала, – обозлилась я.
– Знала, как ты среагируешь. Конечно, тебе не понравится.
– И ты права. Я считаю, что ты поступаешь гнусно.
Мадди немного помолчала.
– Естественно. Я все думала, как бы покончить с этим, но почему-то не получается. Конечно, это нехорошо, но какая-то часть души постоянно требует идти вперед, побеждать и снова идти вперед. Думаю, такая, как ты, вряд ли это поймет.
– Такая, как я?
Я почти кричала, пытаясь определить, не очередное ли это оскорбление, чтобы предупредить всякие критические замечания с моей стороны.
– Ну да. Черно-белый мир. Хорошо или плохо. Где уж мне до твоей моральной чистоты, – съязвила Мадди.
Укол был довольно чувствительным. Все мои представления о моральной чистоте за последнее время претерпели довольно сильные изменения, так что черно-белый мир стал куда больше напоминать расплывчатую живопись импрессионистов. Я мигом вспомнила, с какой целью позвонила Мадди. Вот сейчас самое время объясниться. Не то чтобы очень хотелось наказать ее. Скажем, я просто стала чуть меньше заботиться о ее чувствах.
– Кстати, о моральной чистоте. Это насчет Джека… то есть Харрисона, – начала я, нервно сжимая и разжимая кулак и пытаясь вспомнить заранее заготовленную речь. Типа: раз уж так случилось, я не хочу ранить ее и надеюсь, что мы поднимемся выше мелочных обид. Звучало это так, словно я признавалась в измене. Может, в каком-то смысле так оно и было?
– Да-да, знаю, – вздохнула Мадди, и на мгновение мои надежды разгорелись с новой силой.
Она уже знает! И не отказалась разговаривать со мной! Но как она обнаружила? Неужели Джек рассказал тайком от меня? Мадди тут же добавила:
– Я встречалась одновременно с Алексом – так зовут моего босса – и с Харрисоном. Харрисон обо всем узнал. Поэтому и порвал со мной.
ГЛАВА 15
Впервые за все время работы в «СС» я напрочь забыла о редакционной рождественской вечеринке – мероприятии, которого обычно раньше ожидала с тоской и отвращением. Энтузиазма эти вечеринки вызывали еще меньше, чем ежегодные обязательные визиты к гинекологу. Конечно, все считают, что рождественские вечеринки в офисе – сплошная скучища, но в большинстве мест администрация, по крайней мере, оплачивает угощение, а в качестве смазки заказывает дешевое шампанское ящиками. Но штат «Сэси синьорз!» не баловали и в этом отношении.
Несколько лет назад руководство в лице Роберта приняло решение, что бюджет компании не выдержит пышного торжества. Вместо того чтобы устраивать очередную вечеринку в ресторане, он постановил, что отныне начало праздников будет отмечаться в убогой обстановке редакции в комплекте со сборным обедом (сборным – это значит, кто что принесет), обменом анонимными подарками и без капли алкоголя. Вернее, почти без капли. С самого моего появления в журнале кварта водки неизменно оказывалась в смешанном нежными ручками Пегги пунше из безалкогольного пива и порошка для приготовления шипучего напитка, после чего унылая атмосфера несколько оживлялась, напоминая уже не открытый зубной канал, а небольшую кариесную дырку, которую пломбируют без обезболивания. Но в этом году я была так поглощена собственными проблемами, что совершенно забыла тайком пронести в офис запрещенную выпивку. Возможно, это было к лучшему: после прошлогоднего дебоша, когда кого-то вывернуло прямо на ксерокс (даю слово, не меня), ходили слухи, что чашу с пуншем взялась охранять сама Барбара, по натуре не столько женщина, сколько питбуль.
Ленч был именно таким, какого следовало ожидать: сырные шарики, поднос с салатами из сырых овощей, запеканка с грибным супом-пюре фирмы «Кэмбелл», вялый салат-латук, купленные в супермаркете булочки и коробка конфет – явно чей-то слишком рано доставленный рождественский подарок. Я, разумеется, совсем забыла о радостном событии и в последнюю минуту прихватила из холодильника только почти полную трехлитровую бутыль диет-коки, где она простояла целых два дня; украдкой поставила ее на стол в надежде, что никто не узнает, чье это приношение, и не заметит, что напиток слегка выдохся. К сожалению, я тут же увидела, как Пегги смерила бутылку злобным взглядом, который перевела на меня. Но даже сознание того, что мне в очередной раз удалось разозлить ведьму, не радовало, как прежде.
Дело в том, что сегодня в восемь мне предстояло вылететь в Лондон, а я до сих пор не знала, стоит ли это делать. Да, вещи были уложены, компьютер отключен, а в холодильнике не осталось скоропортящихся продуктов, так что, считай, я уже решилась. Но, сидя над тарелкой ветчины с картофелем, запеченным под сыром, я все еще не была уверена, что полечу.
Прежде всего, я так ничего и не сказала Мадди о нас с Джеком. Нет, я хотела, правда хотела. Но после ее признания в том, что она спала с боссом, и именно это стало причиной разрыва с Джеком, цель моего звонка каким-то образом потеряла свою остроту. Я больше не была уверена в том, что вообще обязана ей что-то объяснять. В конце концов, именно Мадди обманывала Джека, когда они были вместе, не говоря уже о том, что обманывала с женатым человеком; значит, она не потерпевшая сторона, а изменница!
Причина же моих колебаний была немного проще. Если Мадди сказала правду – а к чему ей лгать, – значит, Джек порвал с ней вовсе не потому, что понял полную бесперспективность, их отношений, как объяснил мне в нашу первую встречу в самолете. Нет, он ушел от Мадди, потому что она разбила его сердце своей изменой. А это означало, что Джек сказал неправду. Зачем? Как только он узнал, что мы с Мадди подруги, можно было ожидать, что та обязательно проговорится об истинной причине разрыва. Мои внутренние локаторы сигналили, что в этой истории что-то не так, но я не могла сказать, в Джеке ли дело или мои нервы снова шалят. В конце концов, история с похождениями Мадди пробудила именно те эмоции, которые я предпочла бы оставить в прошлом.
Одно из самых неприятных детских воспоминаний относится к тому времени, когда мне было тринадцать лет. Родители устроили званый ужин, и к тому времени, когда посуда была убрана со стола, начался разгул. Из столовой доносились громкие голоса и гогот. Не желая быть замеченной полупьяными взрослыми, я пробралась на кухню в поисках мороженого и наткнулась на отца и миссис Куин, жившую через три дома от нашего. Они обнимались. Сначала это не показалось мне странным – родители всегда приветствовали друзей объятиями и поцелуями. Но потом я заметила, что его рука скрылась под ее юбкой, поднимая ткань и обнажая левое бедро, и до меня внезапно дошло, что они целуются, приоткрыв губы и закрыв глаза, а миссис Куин издает странные хриплые горловые звуки. Я судорожно сглотнула, чувствуя, что вся чешусь, попятилась, вернулась в спальню и принялась скрести кожу, пока не расцарапала себя до крови.
