– Не волнуйся за меня, Питер! Лучше пойди успокой Веру, – сказала я, с трудом сдерживая раздражение. – Передай ей, что завтра к вечеру я вернусь. – Я бросила в саквояж косметичку.
– Подожди меня! Я соберусь за полчаса! – попросил Питер.
– Неужели тебе непонятно, что твое общество сейчас для меня нежелательно? – с силой захлопнув дверцу шкафа, буркнула я. – Мне не до пустых разговоров!
Питер схватил меня за плечи и заговорил, глядя мне в глаза:
– Я тоже настроен очень серьезно, Порция! Ты не должна садиться за руль автомобиля в таком состоянии. И тебе лучше не ехать на встречу со своим отцом одной. Жди меня здесь, я быстро переоденусь, уложу дорожную сумку и заеду за тобой. В конце концов, тридцать минут ничего не изменят, позволь мне хотя бы раз тебе помочь!
Я сложила руки на груди и молча взглянула на него. А что, если он действительно стал другим человеком? Может, не стоит снова отталкивать его?
– Ладно, – сдалась я. – Даю тебе ровно полчаса на сборы.
– Вот это другое дело! – обрадовался он. – Я мигом!
Он пулей выскочил за дверь.
– Постой, Питер! – окликнула его я, кое-что вспомнив.
Он обернулся. Я взяла со столика листок бумаги и, написав на нем кое-какие указания, протянула Питеру со словами:
– Обязательно захвати это с собой для меня.
Выйдя из ванной в гостиничном номере, который мы сняли на двоих с Питером, я услышала, что он разговаривает с Верой по телефону, и насторожилась.
– Она уже успокоилась, – говорил Питер. – Да, мы как раз собираемся его проведать. Не волнуйтесь, я за ней присмотрю. Как чувствуют себя Мэгс и Бев? Угу, понятно. Я ей передам...
Услышав эти имена, я поморщилась – настолько была на них обеих зла. Я подошла к Питеру, чтобы отобрать у него трубку и сказать Вере пару слов. Но Питер поспешил закончить разговор и положил трубку прежде, чем я сумела дотянуться до нее.
– Они все о тебе беспокоятся, – сообщил мне он, обернувшись. – Я сказал, что мы собираемся вернуться завтра днем.
Я пожала плечами, взглянула на часы и недовольно сказала:
– Скоро восемь. Ты готов?
– А ты? – улыбнулся он.
– Как всегда! – ответила я.
– Тогда пошли!
Питер взял меня под руку и повел к выходу. У меня возникло ощущение, что меня ведут на эшафот.
Жилище Джека располагалось на окраине города и походило на ранчо. Питер остановил автомобиль перед входом в белое одноэтажное строение, обернулся и спросил:
– Мне пойти с тобой?
В одном из окон дома я заметила женскую фигуру, вероятно, это была Марианна. Дома ли отец? Что я ему скажу?
– Порция! – окликнул меня Питер. – Ты меня слышишь?
– Да, – кивнула я, расстегивая ремень безопасности. – Я не знаю, сколько все это продлится, лучше подожди меня здесь. – Открыв дверцу, я выбралась наружу, сжимая в руках коробку со своими письмами к отцу.
Вечерний воздух, пропитанный сыростью, мешал мне вдохнуть полной грудью. С трудом передвигая ноги, я подошла к входной двери и нажала на кнопку звонка.
– Минуточку! – послышался из глубины дома низкий мужской голос, Внутри у меня все оборвалось. Очень скоро дверь распахнулась, и мне в лицо ударил яркий свет. Я зажмурилась.
Когда же я открыла глаза, то увидела перед собой отца. Того самого мужчину, который кружился в танце по комнате, держа меня на руках, много-много лет назад. Моего отца, который, как выяснилось, не забывал обо мне. На висках у него появилась седина, он располнел, но все равно я сразу его узнала. Беда была только в том, что я совершенно не знала этого человека.
Он с вежливой улыбкой какое-то время глядел на меня, потом улыбка сползла с его лица, и он пораженно проговорил:
– Чтоб мне провалиться! Вы с ней похожи как две капли воды!
Я заморгала, не сразу сообразив, что он имеет в виду Мэгс. Сглотнув ком, я произнесла:
– Прости, что я тебе не звонила. Мне следовало бы давно это сделать... – Голоса своего я не узнала.
– Все в порядке, не извиняйся, это я... – Отец осекся, по его скулам забегали желваки. – Я рад тебя видеть!
– Я тоже рада. – Я протянула ему коробку из-под туфель. – Это тебе!
Он неуверенно взял коробку и открыл ее.
– Здесь письма, которые я писала тебе в течение многих лет. И мои фотографии... А еще детские рисунки...
Он взял лежавшее сверху фото, на котором я была запечатлена шестиклассницей, и с улыбкой сказал:
– Ты носила скобки на зубах.
– Да, – кивнув, подтвердила я, но не улыбнулась.
– Какая же ты красивая! – воскликнул он, и глаза его засверкали.
Я отчаянно заморгала, пытаясь сдержать слезы, но безуспешно. Закрыв лицо ладонями, я разрыдалась. Отец поставил коробку на табурет и обнял меня.
– Только не говори, что ты слышишь это от мужчины впервые, – сказал он, поглаживая меня по голове. – Я в это не поверю.
После этих слов слезы хлынули из моих глаз потоком, способным затопить маленький городок, и сдержать их я бы не сумела даже под угрозой смерти. Ведь почти тридцать лет в моем сердце копились обида и злость на отца за то, что он меня бросил. А теперь он крепко обнимал меня и, поглаживая рукой по волосам, пытался успокоить. Я на него больше не сердилась.
Наконец я перестала рыдать, вытерла мокрое лицо тыльной стороной ладони и, запинаясь, пробормотала:
– Все нормально, 'ты ни в чем не виноват... Но я об этом не знала, пока...
– Я знаю, Марианна все мне рассказала, – договорил он за меня, пытаясь улыбнуться.
Я отстранилась, хлопнула себя ладонями по щекам и с неестественной улыбкой выдавила из себя:
– Ну и видок же, наверное, сейчас у меня!
– Я же сказал, что ты красавица! Ты всегда была для меня самой красивой девочкой на свете с момента своего появления на свет... – Он улыбнулся, вздохнул и посмотрел на меня с тем же умилением, с каким глядел в тот день, когда вальсировал со мной по комнате. Это было настолько трогательно, что на глаза у меня снова навернулись слезы.
– Прости меня, детка, – хрипло сказал отец и заморгал. – Я не должен был затягивать это на столько лет, но я страшно боялся...
– Чего ты боялся? – спросила я.
– Что, разозлившись, ты вычеркнешь меня из своей жизни навсегда...
Лицо у меня перекосилось, я замотала головой и воскликнула:
– Я не злилась на тебя!
– Но имела на это полное право, – криво усмехнувшись, сказал он и кашлянул.
– Джек! – окликнул его из коридора женский голос.
