С Александром Ивановичем Сашка подружился, старался помочь чем мог. Шубин со временем очень привязался к мальчику. В свободное время они ловили рыбу, а потом на берегу жарили ее на костре.
Сашка оказался смышленым мальчишкой. Больше всего Александра Ивановича поражали его зачастую слишком взрослые высказывания о чем-либо. Так бывает только у детей, лишенных веселого, беззаботного детства.
…На кладбище было тихо. Тишина эта, никем и ничем не нарушаемая, делает похожими друг на друга все кладбища мира. Даже живущие там на деревьях птицы кричат не так громко, словно проявляют уважение к вечному сну людей…
Утро было ясное и холодное. Пахло осенью, этот запах исходил от влажной, еще не замерзшей земли и от дыма костров, в которых догорала жухлая листва.
Дойдя до ограды, Майя достала из сумки маленький веник и стала сметать упавшие с березы листья. Наташа занялась цветником. Работали они молча, погруженные в свои мысли. Только слышно было, как шуршит веник и натыкается на камни металлический совок в руках Наташи.
Когда работа была закончена, они, немного уставшие, сели на скамеечку.
— Знаешь, детка, — сказала через какое-то время Майя. — Каждый раз, когда я сюда прихожу, то все время разговариваю с ними, словно отчитываюсь о проделанной работе.
— В каком смысле? — не поняла Наташа.
— Я говорю о тебе, — пояснила Майя. — Когда Танечка была в больнице, она попросила меня, чтобы… Ну ты меня понимаешь — чтобы я позаботилась о тебе, если что…
— Ты мне никогда не говорила…
— Видишь ли, — продолжала Майя, — своих детей у меня нет, поэтому ты отчасти и моя дочь, поэтому я несу за тебя ответственность, понимаешь? Двойную — перед собой и перед Таней. Когда я прихожу сюда, каждый раз рассказываю ей о тебе, какая ты выросла, что ты делаешь и думаешь… Сейчас ты, правда, уже не нуждаешься во мне так, как раньше…
— Майечка!
— Это нормально — дети вырастают… Но я сейчас не об этом. Знаешь, я чувствую себя виноватой перед Танечкой.
— Почему виноватой? Что ты сделала такого, чтобы чувствовать себя виноватой?
— В том-то и дело, что ничего я не сделала, а должна была сделать. Я должна была как-то по-другому повести себя в этой ситуации с Андреем… Ты понимаешь, что я имею в виду. Я должна была, как мать, уберечь тебя от страданий.
— Майя, перестань, пожалуйста, — растрогалась Наташа. — Я уже взрослая, и беречь меня, как раньше, не нужно. Пойми, от жизни не убережешь. Все приходится переживать человеку самому, за меня это никто не сделает…
— Не знаю, Наташенька, правильно ты поступила или нет… Не могу я судить. Только вот опять ты одна. Я-то ведь не вечная, пойми ты это! Ну не будет меня, с кем ты тогда останешься, девочка?
— Майечка, милая моя, ну что ты!..
Наташа обняла ее, и обе, поддавшись захлестнувшей их обеих волне горячей нежности, заплакали.
— Деточка моя! — всхлипывала Майя. — Я всегда очень любила тебя, поэтому так переживаю за тебя сейчас. Скажи мне, только честно, дочка, ты любишь Андрея?
— Не знаю…
— А того, другого?
— Да… Нет… — Наташа не знала, что и сказать. — Не знаю, совсем я запуталась…
— Так надо найти в себе силы, чтобы распутать все это, — решительно произнесла Майя. — Я знаю, это непросто, конечно, но надо. Давай, хочешь я поговорю с Андреем, позвоню ему?
— Андрей не простит, — уверено сказала Наташа. — Да и Саша… Не могу я его забыть… Где он теперь?
— Не думай о нем, — попросила Майя.
— Не могу не думать… Видишь, какая я безвольная… Майечка, давай не будем об этом пока говорить…
Наташа, тяжело вздохнув, поднялась со скамеечки.
Вернувшись с кладбища, Наташа решила в этот день ничего не делать, а просто посидеть дома, отдохнуть. Может быть, получится хоть немного привести в порядок свои мысли.
Удобно устроившись на мягких диванных подушках, она попыталась заснуть, однако сон не шел к ней. Слова Майи о том, что эту ситуацию надо как-то распутать, никак не шли у нее из головы. После своего бегства, а иначе, как бегство, она не могла назвать свой поспешный отъезд с дачи, так вот — после этого бегства ее преследовало ощущение, что она не выполнила какого-то очень важного для нее обязательства. И это касалось не столько Андрея, сколько человека, за которого, как ей сейчас казалось, она несла своего рода ответственность. Этим человеком был Александр Иванович Шубин. С невольной дрожью вспоминала она их последний разговор, когда она сказала ему, что дальнейших отношений у них не будет. Прорыдав потом целую ночь, она уже малодушно решила, что сказала все это напрасно. Но, успокоившись, взяла себя в руки. Она бережно хранила на самом дне своего сердца любовь к этому славному и, как ей думалось тогда, несчастному человеку. Еще какое-то время спустя она начала бояться, что он приедет за ней, и тогда ей будет во много раз труднее повторить те же слова, глядя ему в лицо. Но время шло, а он все не ехал и не ехал… Вот уже и осень настала… И было Наташе теперь как-то по-особенному тоскливо и одиноко бесконечными, долгими вечерами… Вспоминая подробности их отношений, она чувствовала себя виноватой, ведь своим поведением она фактически молчаливо принимала его ухаживания и не делала никаких попыток их пресечь. Да, этого она не делала. А должна была бы, ведь в этом доме она находилась на положении невесты и в недалеком будущем ей предстояло стать членом семьи Андрея. А она поступила как нашкодивший ребенок, который, осознав свою вину, вместо того чтобы как-то исправить ее, предпочитает просто исчезнуть с места преступления.
Неожиданно Наташа приняла решение и, сразу почувствовав себя легко, выбежала из квартиры…
Глава 26
…Поезд прибыл практически без опоздания. Дорога была легкой. Соседка по купе оказалась приятной женщиной, возвращавшейся домой из столицы.
Всю ночь Наташа не могла заснуть — все подбирала слова для предстоящего разговора. Соседка по купе сначала делала попытки разговорить ее, но Наташа прикрылась книгой и на вопросы отвечала неохотно, так что скоро в купе наступила благодатная тишина.
Ленинград встретил ее солнечным утром и своим особым, влажным воздухом. Здравствуй, Северная столица! Улыбнувшись городу, Наташа стала спускаться по лестнице. У Московского вокзала она села в такси. Показав шоферу бумажку, на которой рукой Шубина был записан адрес его мастерской, она расположилась на заднем сиденье.
Через некоторое время машина остановилась у небольшого двухэтажного дома на набережной. Расплатившись, Наташа вышла из машины. Подойдя к двери, она увидела золотую табличку с указанием того, что этот дом является мастерской Александра Ивановича Шубина. Все это: и дом, и дверь, да и сама табличка — выглядело довольно солидно. Постояв немного в нерешительности, она взялась за блестящую ручку двери.
Сидящий на табуретке не то сторож, не то консьерж вопросительно посмотрел на нее:
