Всю вторую половину дня мы ползли вперед, но когда морозная ночь опустилась на землю, от Хурд-Кабула нас еще отделяло большое расстояние. Афганцы висели у нас на флангах, и когда кто-нибудь — мужчина, женщина или ребенок — садился на обочину, они налетали как коршуны и приканчивали его. Афганцы видели, что наши командиры не настроены давать отпор, и буквально хватали нас за пятки, затевая стычки с охраной обоза, вырезая возниц и отступая в горы только при приближении нашей кавалерии. Колонна уже пришла в совершенный беспорядок: главные силы не обращали внимания на многотысячный обоз, где люди жестоко страдали от голода и холода, сотни из них уже отсеялись по пути, так что наш путь был отмечен не только брошенной поклажей, но и телами. И это всего в двадцати минутах скачки галопом от Кабула.
Присоединившись к колонне, я передал Эльфи сообщение Акбара, и командующий сильно разволновался. Он стал советоваться со штабом, и, само собой разумеется, они решили отклонить предложение.
— Так будет лучше, — проблеял Эльфи. — Но мы в то же время должны поддерживать с Сирдаром хорошие отношения. Завтра вы поедете к нему, Флэшмен, и передадите самые лучшие мои заверения. Это будет крайне своевременно.
Выживший из ума ублюдок, казалось, не замечал хаоса, царящего вокруг. Его войска уже начали таять. Когда мы остановились на ночлег, солдатам не оставалось ничего иного, как ложиться прямо на снег, сбившись в кучи для тепла, а наши злосчастные ниггеры стенали и кляли судьбу в темноте. Развели несколько костров, но не было ни полевых кухонь, ни палаток, значительная часть багажа оказалась утеряна, походный ордер нарушен. Одни полки получили провизию, другие нет, и абсолютно все промерзли до костей. Единственными, кому удалось хорошо устроиться, были английские женщины и дети. Под надзором старой мегеры, леди Сэйл, их слуги натянули палатки или пологи, и долго после наступления темноты ее громовой голос прорывался по временам через всеобщие стенания обозных. Я и мои уланы относительно неплохо расположились с подветренной стороны скалы, но с наступлением сумерек я оставил их и отправился помогать натягивать палатки для дам, и, в частности, подглядеть, где устроится Бетти. Несмотря на холод, она выглядела веселой, и как только я убедился в том, что Эльфи отошел ко сну, вернулся к маленькой группе фургонов, где размещались женщины. К тому времени наступила полная темнота, пошел снег, но я хорошо запомнил ее палатку и нашел ее без труда.
Я поскребся о полог и, услышав «кто там?», стараясь не повышать голоса, попросил ее отослать служанку, ночевавшую в палатке вместе с ней для тепла, и сказал, что хочу поговорить.
Прислуживающая ей туземка кряхтя выбралась наружу, и я помог этой лентяйке, пнув под зад башмаком. Я настолько сгорал от вожделения, что мне было наплевать, станет ли та болтать или нет. Скорее всего, она, как и остальные ниггеры-индусы, была настолько перепугана, что этой ночью вряд ли могла думать о чем-либо, кроме своей шкуры.
Я забрался под низкий полог, возвышавшийся не более чем на пару футов, и услышал, как Бетти возится в темноте. Пол палатки был устлан грудой одеял, и под ними угадывались очертания ее тела.
— В чем дело, мистер Флэшмен? — спрашивает она.
— Всего лишь дружеский визит, — говорю я. — Простите, что не имел возможности прислать вам свою карточку.
Она захихикала.
— Какой вы шутник, — прошептала Бетти, — но это совершенно неправильно, что вы пришли сюда. Впрочем, обстоятельства так необычны, и с вашей стороны очень мило так заботиться обо мне.
— Вот и прекрасно, — промолвил я, и, не теряя времени даром, нырнул под одеяло и подкатился к ней. Из-за холода она была полуодета, но прикосновение к этому молодому телу так воспламенило меня, что через мгновение я уже лежал на ней и целовал в губы. Она вздрогнула, потом взвизгнула, и прежде чем я успел понять, что происходит, начала брыкаться, бить меня и пищать, как испуганная мышь.
— Как вы смеете! — визжала она. — О! Как вы смеете! Убирайтесь прочь! Убирайтесь прочь сию секунду!
Взбрыкивая, она здорово залепила мне в глаз.
— Что за черт! — говорю я. — Что не так?
— Ах, вы скотина! — шипит она, поскольку до нее дошло, что лучше не повышать голос. — Вы, грязная скотина! Немедленно убирайтесь из моей палатки! Немедленно, слышите вы?
Я не видел ничего, что могло бы вызвать такие обвинения, о чем и заявил.
— Что я такого сделал? Только старался проявить дружеские чувства к вам. Почему же вы устроили такую бучу?
— Ах, негодяй! Вы… Вы…
— Ну, хватит, — говорю я. — Вы хотите сказать, что задеты в лучших своих чувствах. Но почему-то, когда я тискал вас тем вечером, вы не были так принципиальны.
— Тискали меня? — говорит она с такой интонацией, будто я произнес нецензурное выражение.
— Ну да, тискал. Вот так, — я потянулся к ней и, нащупав стремительным движением одну из грудей, сжал ее. К моему удивлению, она никак не отреагировала.
— Ах это! — говорит. — Что вы за извращенное создание! Вы же знаете, что это пустяк: все джентльмены делают так в знак симпатии. Но вы, чудовище, попытались истолковать мою дружбу как… О! О! Я умру со стыда!
Не услышь я это собственными ушами, ни за что бы не поверил. Видит Бог, я знал о несовершенстве системы образования для английских девочек, но такое было просто невероятным.
— Хорошо, — говорю я. — Если вам пришлось иметь знакомство с джентльменами, привычными поступать так в знак симпатии, то это, видимо, были чертовски развеселые господа.
— Вы… вы подлый тип, — не сдавалась она. — Это же все равно что рукопожатие!
— Боже милостивый! Откуда ж ты такая взялась?
При этих словах она закрыла лицо руками и расплакалась.
— Миссис Паркер, — говорю я. — Прошу простить меня. Я сделал ошибку, и очень сожалею о ней. — Чем быстрее я унесу ноги, тем лучше, не то она поднимет на весь лагерь крик, что ее насилуют. Я должен был сказать это ей. Даже сейчас, не догадываясь, в каком ложном положении она очутилась из-за своей неосведомленности, Бетти казалась скорее разгневанной, чем испуганной, и выражала свое недовольство мной не громче, чем шепотом. Что ж, ей нужно было заботиться о своей репутации.
— Я должен идти, — говорю я, начиная протискиваться к выходу. — Но обязан сказать вам, что в приличном обществе джентльмену не считается допустимым тискать леди за грудь, чтобы вам ни говорили. А еще менее допустимым считается, когда леди позволяют джентльменам делать это, поскольку у джентльменов может создаться неверное впечатление. Еще раз прошу извинить меня. Доброй ночи.
Она еще раз приглушенно всхлипнула, и мгновением позже я оказался на снегу. Мне в жизни не приходилось слышать ничего подобного, но откуда мне было знать тогда, как непредсказуемы бывают юные девушки и какие странные предрассудки могут гнездиться в их головах. Так или иначе, здесь мне уже ничего не светило, и, пораздумав, я решил, что придется попридержать свой энтузиазм до возвращения в Индию. Вот только пока я устраивался на ночлег среди своих улан, эта мысль меня совершенно не согревала.
