В кустах раздалось хихиканье. Мэтью оглянулся, злобно сверкнув глазами, и продолжал:
— О! Я люблю тебя под конец дня… со… хм… страстью… как солнца свет и свет свечей. Люблю тебя…
— Миссис Колл? У вас все в порядке? — спросил Натан Киркленд, стоявший возле калитки. — Кто с вами разговаривает? Джастис?
— О Боже! — сказала Мариетта, закрывая лицо руками.
Натан открыл калитку и направился к дому:
— Либерти? Миссис Колл?
Мариетта украдкой, сквозь пальцы, посмотрела вниз, как раз в то время, когда чья-то длинная рука высунулась из кустов и втащила туда Натана.
— Какого черта? Джим? Проклятие, ты чуть не сломал мне…
— Тише, Натан!
Мужчины начали перешептываться и смеяться.
— Что он здесь делает? — грозно спросил Мэтью.
— Не знаю, — тонким голосом ответила Мариетта, которая тоже с трудом удерживалась, чтобы не расхохотаться над этой комедией. — Честное слово, не знаю.
— Я думаю, что поздно уже сейчас принимать в доме мужчин, Этти! — сурово заговорил Мэтью. — Тем более в таком наряде.
— Но вы же здесь, сэр, — напомнила она, стараясь подавить смех, грозивший испортить все ее попытки изобразить оскорбленную добродетель.
— Я шел к Вирджилу, — донесся из кустов голос Натана. — Услышал, что в саду кто-то есть, и решил проверить, все ли в порядке.
Мэтью начал мять свою шляпу с такой силой, словно это была шея Натана Киркленда, потом нерешительно посмотрел на Мариетту. «Он достоин если не любви, то хотя бы жалости», — решила Мариетта. Она понимала, чего ему стоил сегодняшний спектакль, как трудно было этому гордецу подвергнуть себя такому унижению.
— Я не приглашала Натана. Тебе лучше уйти, Мэтью, — мягко сказала она.
Он отвернулся с мрачным видом.
— Все было чудесно, — тихо добавила Мариетта. — Это одно из самых моих любимых стихотворений. Дэвид никогда не читал мне его.
— Правда?
— Никогда! — честно ответила Мариетта. — Никогда.
— Ну а я уж забыл, на чем остановился.
— Люблю тебя я страстно, словно солнца свет и свет свечей. Люблю тебя свободно, словно человек, вступивший в бой за Правду.
— Верно, — кивнул Мэтью и грозно посмотрел на кусты. — Люблю тебя я чисто, словно те, что могут отказаться от похвал. Люблю тебя, как старые мои печали и детства дни, — произнес он уже менее уверенно.
Смех в кустах заставил его прерваться.
— Мэтью, — позвала Мариетта, и он, обернувшись к ней, продолжил:
— Люблю тебя я той любовью, что души праведников жгла. Люблю тебя своим дыханьем, своей улыбкой и слезами. И если Бог позволит, буду любить тебя я после смерти лучше.
Мэтью тяжело вздохнул, словно выполнил какое-то опасное задание, и настороженно улыбнулся.
Аудитория, сидевшая в кустах, разразилась свистом и громкими аплодисментами.
— Черт! — пробормотал он. — Я не могу закончить: они слишком сильно шумят. Можно я поднимусь к тебе?
Мариетта взглянула на свое полупрозрачное одеяние и поплотнее запахнула халат.
— Конечно, я встречу тебя у двери.
— Представление закончено, — сказал Либерти, когда Мариетта отошла от окна.
— Вперед — к победе, Мэтью! — закричал Джастис.
Когда Мариетта открыла дверь, Мэтью просто задыхался от счастья. Широко улыбаясь, он перешагнул через порог.
— Я прошу прощения за моих парней, милая. Но их невозможно было прогнать.
— Мэтью…
— Я так рад, что все кончилось, — продолжал он, заперев дверь. — Я хотел выучить диалог Ромео и Джульетты, но мне и этого стихотворения хватило. Не могу я читать то, что написано не на нашем английском. — Мэтью засмеялся.
— Мэтью… Ты что?
— Такого миленького халатика я еще на тебе не видел. — Он бросил шляпу на вешалку и с одобрением посмотрел на шелковое одеяние Мариетты. — Похож на тот, что был на тебе у Дроганов, помнишь?
— Мэтью…
Он схватил ее в свои объятия и начал целовать. Его губы были холодными после долгого стояния на улице, но от языка шел жар. Вцепившись обеими руками в толстую ткань пиджака, Мариетта всем своим существом вбирала греховную сладость поцелуя и запахи сильного мужского тела, которые навеки будут ассоциироваться в ее сознании с Мэтью: ароматы кожи, шерсти и ружейного масла.
— М-м-м… — Он с трудом оторвался от нее и улыбнулся. — Ты и на вкус хороша. Ты выйдешь за меня замуж, Этти?
«Да, — подумала она, улыбнувшись в ответ. — Да, да, да!» Мариетта уже хотела произнести заветное слово и впустить в свою жизнь счастье, ко тут четверо мужчин, стоявших на крыльце, вдруг запели:
«Я мечта-а-а-а-ю о Дже-е-е-е-нни с кашта-а-а-ано-о-о-выми волоса-а-а-а-ми, которые горят на со-о-о-лнце, как утренний тума-а-а-а-н»…
Мэтью и Мариетта одновременно захохотали.
— О Господи! Ужасные люди!
— Орут, как пьяницы, — усмехнулся Мэтью. — Надо бы арестовать их за нарушение общественного порядка.
Улыбка на лице Мариетты внезапно погасла.
— Пьяницы, — прошептала она, отпрянув от него. Мэтью удержал се за локоть.
— Этти? — Его глаза были полны нежности. — Ты еще не ответила на мой вопрос, дорогая.
Мариетта отвернулась. После всего, что Мэтью сделал для нее сегодня, его нельзя обижать.
— Сегодня я написала письмо главному прокурору. — громко сказала она, стараясь перекричать вопли, доносящиеся с улицы. — Днем, после нашей встречи. Его отправила миссис Килир.
— Главному прокурору? — изумился Мэтью. Мариетта проглотила застрявший ком в горле и опустила глаза.
— Главному прокурору Соединенных Штатов. Я познакомилась с ним в Вашингтоне. Он близкий друг моего отца.
Мэтью крепко сжал ее руку.
— Я попросила его отдать распоряжение маршалу Брауну, чтобы тот как можно быстрее восстановил тебя в должности, — с трудом закончила Мариетта.
— Что?!
— Я хочу, чтобы ты вернулся к любимой работе. Хочу, чтобы ты был свободен, — взволнованно объясняла она, стараясь преодолеть дрожь в голосе. — Я столько раз говорила об этом, но ты не слушал. Ты никогда меня не слушал!
Мэтью отпустил ее руку.
— Зачем ты это сделала?
— Я хочу, чтобы ты был счастлив! — Она наконец осмелилась посмотреть на него. — Мэтью, я очень хочу этого.
— А я хочу жениться на тебе. Это единственное… — Он вдруг замолчал, отвернулся и тяжело вздохнул.
Мариетта дотронулась до его руки:
— Мэтью, пожалуйста, пойми…
