Вдруг я нащупал ногой землю, но, шагнув, почувствовал, как под ногами что-то сломалось. Присел на корточки – и пальцы нащупали гладкую поверхность черепа и несколько сломанных костей. Неподалеку лежал еще один череп – пальцы попали в глазные орбиты. Я отдернул руку… Какой-то бедняга, вроде меня, пытался отыскать выход… и нашел здесь свою смерть.
Я был подавлен, удручен, меня словно что-то толкало в грудь. Руки мои шарили по стене. Выхода не было.
Еще дважды под ногами что-то хрустнуло, видимо, сломанные кости, но пальцы мои, обшаривая стену, не находили никакой трещины – всюду они натыкались на сплошной, не тронутый временем камень.
Я присел на корточки и начал вторично обследовать основание башни, пытаясь на этот раз внизу отыскать хоть какой-то намек на отверстие. Но не находил ничего.
Сама мысль о том, чтобы карабкаться наверх, вновь выдержать этот кошмар, была невыносима… У меня опустились веки, мышцы ослабли, и я сел. Разум предупреждал, что этот дурной воздух убивает меня. Скоро он отберет у меня сознание, и я свалюсь на пол, чтобы умереть, как умерли другие.
А Азиза? Она останется одна, в ожидании. Там, в золотистом солнечном свете, будет ждать неудачника, который не смог возвратиться.
Земля, думал я, земляной пол…
Может быть, копать? Но куда? В каком направлении? Назад, в глубину холма, или в сторону от него? И насколько глубоко под землю уходит фундамент?
С усилием, словно пьяный, я заставлял свой разум рассмотреть задачу. Моя воля к жизни боролась с затхлым воздухом и заманчивым желанием погрузиться в вечный покой. Я заставил себя еще раз обойти стену кругом. В самом худшем случае я смогу… по крайней мере, попробую взобраться обратно наверх. Чем ближе поднимусь к открытому входу, тем свежее станет воздух. Я не мог, я не хотел сдаваться!
Вдруг пальцы наткнулись на ступеньки. Я нащупал самую нижнюю и сел.
Думать… Надо думать. Разум неловко вертел эту мысль на все лады. Если выход есть, мой разум должен найти его. В голове у меня тяжело молотило, а я пытался напрячь мысли, чтобы решить задачу. Уперев локти в колени, я обхватил руками раскалывающуюся от боли голову…
И вдруг почувствовал, что у меня замерзает нога. Замерзает… холодно, потому что я весь мокрый. Но мне только что было жарко. Я обливался потом – так отчего же моей ноге мерзнуть?
Воздух! Это может быть только воздух! Прохладный, свежий, чудесный воздух! Я упал на колени, мои пальцы разрывали землю под стеной, отыскивая животворный глоток воздуха, отыскивая отверстие. Но не нашли ничего, кроме холодного камня.
Никакого отверстия… ничего!
И все же воздух был, струйка воздуха. Что-то я сделал, какое-то непроизвольное движение, где-то прижался телом, когда обследовал стену… может быть, это действие моего веса на нижнюю ступеньку… Распластавшись ничком, я поймал ртом холодную струйку воздуха и глубоко вдохнул.
Еще и еще… Мало-помалу я стал оживать. Вернулась энергия, прояснился разум.
В висках еще стучало, но теперь я мог думать, отупение прошло. Я впился пальцами в трещину и потянул. Ничего не произошло. Навалился всем телом на нижнюю ступеньку – опять ничего. Давил на стену, прощупывал каждый камень по отдельности. Без толку.
Потом… я едва поверил. Послышался звук, еле уловимый звук движения. За все это время, которое измерялось, наверное, многими часами, – первый звук, не считая моего собственного дыхания. И еще… звук был такой, словно кто-то скреб по камню!
Прижавшись ртом к отверстию, я спросил:
– Есть здесь кто-нибудь?
Мне ответил тихий возглас:
– Матюрен! Ты жив?
– У меня нет света. Потерял свечу на лестнице… Ты можешь найти дверь?
На несколько минут воцарилась тишина, потом я услышал снаружи слабый шорох. Азиза что-то делала, только нельзя было понять, что. Вдруг она снова заговорила:
– Здесь есть рычаг, в точности как тот, другой! Только он очень высоко, мне не дотянуться!
– Постучи камнем по стене! Покажи мне, где он!
Послышался неистовый стук. Действительно высоко, даже для меня. Очевидно, какая-то ступенька или площадка обвалилась или ушла в землю. Я едва мог дотянуться до этого места, даже встав на цыпочки.
Ничего не видя в темноте, я попытался представить себе положение рычага; потом прыгнул вверх, во тьму, с надеждой поймать что-то невидимое…
И ухватился за рычаг обеими руками!
Под тяжестью моего тела он подался вниз, и часть стены медленно отодвинулась. В колодец ворвался прохладный, свежий воздух…
Щель была слишком узка, и я не мог выбраться, но рука моя протиснулась в нее и встретилась с рукой Азизы. Какое-то время мы просто держались друг за друга.
Потом вернулся рассудок.
– Это низ двери уперся, – предположил я. – Ты не могла бы подкопаться, отбросить землю в сторону?…
Опустившись на колени, она отчаянно рыла, задыхаясь от напряжения. Я снова навалился на дверь и в этот раз сдвинул ее достаточно для того, чтобы вылезти наружу. Азиза ухватилась за меня, и на миг мы вцепились друг в друга, словно утопающие.
Прошло много времени, прежде чем я смог оторваться от девушки и закрыл дверь, навалившись плечом. Выход был просто трещиной в скале, хитроумно использованной и замаскированной кустами и корнями. Сам рычаг был утоплен в ней, и даже сейчас мне пришлось внимательно присмотреться, чтобы найти его. Я осторожно привел в порядок потревоженные нами виноградные лозы, мох и листья.
– Но как же ты отыскала это место?
Мы были в рощице – той самой, которую я рассматривал как возможное место выхода.
– Я заметила, как ты смотрел сюда, а мне пришлось жить в нескольких замках, не только в том, что в Палермо. И такие места везде используют. Оттуда, сверху, где мы прятались, не было видно, что часть рощи подходит прямо под стену; ты смотрел на более отдаленный участок. На каком-то протяжении деревьев нет, но дальше они опять стоят густой порослью… Тебя не было так долго, что я перепугалась. Начала спускаться по лестнице за тобой следом. Звала, звала, но ответа все не было, и я вернулась назад, пока не сошла слишком далеко. Я боялась, что ты придешь и увидишь, что меня нет… А потом, на следующее утро…
– Что-о?!
– Ох, Матюрен! Разве ты не знал? Ты провел там, внизу, два дня и ночь!
Там, внизу, во тьме, как можно было это узнать? Сколько я просидел на ступеньке в темноте? Может быть, я спал? Сколько времени я провел на лестнице, нащупывая путь вниз, иногда с долгими перерывами, когда ногами или руками отыскивал очередную опору?
Теперь голод убедил меня, что она говорит правду; голод, о котором я совершенно забыл, замирая от ужаса, что мне суждено умереть там, во мраке, как умерли другие, чьи кости с хрустом ломались у меня под ногами…
