- Ну?
Варнава опустил голову. Управляющий вскрыл и быстро прочитал письмо, как будто искал что-то новое в давно известном тексте, но, похоже, не обнаружил. Нахмурившись с недовольным видом он поднял листок, показывая его деревенским.
— Ну? — снова изрек он.
Хозяйка смотрела куда-то в пустоту, мимо управляющего, Варнава также отводил глаза, хотя и стоял прямо перед ним. Все остальные еще ниже опустили обнаженные головы и замерли, уставясь в землю, никто не теребил в руках шапку или картуз. С той минуты, как деревенские приблизились к повозке управляющего, ни один из них не пошевелился, и К. показалось, будто оцепенение, сковавшее неподвижностью плоть этих людей, поразило также их мысли и речь.
— Ну? — в третий раз произнес управляющий, правда, чуть приветливей.
Никто не отвечал. Овечки, подумал К. Вот так и гонят их на бойню, сбившихся в стадо, запуганных, знающих о неминуемой катастрофе, чующих ее каждым своим волоском, каждым мускулом и все же неспособных предпринять что-то для своего спасения, неспособных даже помыслить о том, что катастрофу можно предотвратить.
— Что происходит? — спросил К.
— Прошу вас! — шепнул Учитель и, взяв К. за рукав, притянул ближе к себе. — Это святотатство — задавать вопросы в такую минуту! Лучше бы сами дали наконец ответ.
К. неприязненно отстранился.
— На какой вопрос? Если требуют ответа, то, как правило, вначале задают вопрос.
— Вопрос вы знаете, — сказал Учитель.
— Вот как! — К. усмехнулся. — А содержание письма?
— Вы и его знаете.
К. не отрицал, однако и не кивнул в знак согласия. Он закрыл глаза и прислушался к тишине. Вороны летали по небу беззвучно. Ветер в деревьях и над землей беззвучен. И все-таки, казалось К., шел разговор, хотя не раздавалось ни слова. Он вдруг почувствовал, что взгляды деревенских обратились на него. Увидел устремленные на него полные ожидания глаза и прочел в них беззвучное требование людей: он должен наконец заговорить.
— Ну, прошу вас! — прошептал Учитель.
— Что там, в письме? — повторил К. вопрос.
— Но вы же знаете! — Учитель бессильно уронил руки.
— Нет, — сказал К. — Не знаю.
— Ну, разумеется, вы опять за старое! — Учитель уже не мог сдерживаться. — Никто ничего не знает, все — только игра, для вас и тогда, раньше, все было игрой. Дорога, лабиринт... То вы землемер, то вы не землемер, то у вас возлюбленная, то вы эту женщину знать не желаете. Вы сказали, что пошли по этой дороге, решив закончить игру. Ну так откажитесь наконец от игры!
— Это не игра, — прервал его К. — А если игра, то я в ней плачу моей жизнью.
— Вашей?! — Учитель сорвался на крик. — Нет, это нашими жизнями вы платите!
Стоявшие вокруг деревенские испуганно попятились, но тут же снова оцепенели. Учитель замолчал. Управляющий все еще ждал. К. на мгновенье перехватил его взгляд. Спокойный и совершенно пустой, как у всех людей с богатым жизненным опытом. Управляющий сложил письмо и сунул в нагрудный карман.
— Так и доложу в Замке, — сказал он почти приветливым тоном, но в то же время с такой непререкаемой, не допускающей ни возражений ни просьб твердостью, словно огласил решение, принятое окончательно и бесповоротно, что бы потом ни случилось. И кучер мигом развернулся, хлестнул лошадей, телега тронулась, и они ускакали с бешеной скоростью, как и примчались сюда.
Только когда телега скрылась за поворотом дороги, оцепенение покинуло людей.
— Выходит, никаких общих воспоминаний не существует, — сказал Артур.
— Верно, — подтвердил К.
Артур уставился на него:
— Не лучше ли нам похоронить нашу ссору?
— Она похоронена. — И так как Артур по-прежнему глазел на него, К. повторил: — Похоронена. Пойдем. Просто пойдем дальше, или здесь путешествие заканчивается? — Он собрался продолжить путь вверх, на гору.
— Нет, — сказала Фрида, вдруг снова оказавшаяся возле него. — Твое путешествие — нет.
Иеремия, до этой минуты не осмеливавшийся подойти ближе, теперь выскочил вперед и встал посреди дороги. Наклонившись всем телом и балансируя на одной ноге, он попытался задержать К.:
— Не ходи! Ты не понимаешь, в какую историю пустился.
К. пожал плечами.
— Не ходи туда! — не сдавался Иеремия.
— Надо идти, — сказал К. Но Иеремия не уступал дорогу.
— Пойдем с нами! — сказал он.
— Ага, пойдем! Пойдем с нами! — издевательски подхватила хозяйка постоялого двора «У моста», вдруг снова оживившаяся. Она лихо развернулась на пятке и презрительно махнула рукой. — Да оставьте вы его! Он нас погубить хотел, лишить и жизни, и всего добра. И погубил-таки нашу жизнь, а уж добра лишил и подавно. Но это не помешает ему спать спокойно, наоборот, он еще торжествовать будет! Что, не так, что ли?
— Ничего подобного, — сказал К., но Хозяйка не слушала.
— Болтовня, все — болтовня, пустые слова! — Она говорила резко, однако теперь движения Хозяйки противоречили ее тону: усталой походкой она побрела в сторону Деревни, следом потянулись остальные, позади всех Иеремия и Артур. Осталась одна Фрида, и К. подумал: почему она не уходит? Ведь все кончено.
Они стояли близко друг от друга, не дальше вытянутой руки, и ждали.
— Ты видишь ворон? — спросил К., лишь бы не молчать. — Они встревожены.
Фрида, запрокинув голову поглядела на небо.
— Они сегодня с самого утра кружат над землей, будто и не вороны вовсе, а соколы. Странно.
— Весна, — сказал К. — Им стало жарковато. Они ведь здесь не у себя дома.
— Но некоторые живут здесь круглый год. Крестьяне говорят, те, которые остаются, спариваются с другими птицами. Как ты думаешь, это правда?
— Не знаю.
Из-за склона горы послышалось пение. Пели крестьяне, возвращавшиеся в Деревню. Ветер приносил обрывки унылой мелодии, медленно и величаво плывшей над землей.
— Тебе не надо уходить, — сказала Фрида.
— Знаю.
— Ты можешь пойти с нами.
— Да.
Она сделала шаг к нему, но тут же отвернулась, — потому что К. отпрянул.
— Если ты из-за людей...
— Нет, не из-за людей.
— Тогда...
К. незаметно двинулся прочь от Фриды, но она все еще была близкой.
— Если пойдешь с нами, никто не причинит тебе никакого зла, — Фрида решила попытаться снова.
— Еще бы! Все зло уже в прошлом.
— Если вернешься назад со мной, никто не станет тебя упрекать.
— Станет. Я буду себя упрекать.
