Целлофановый пакетик от инжира шелестел, перекрывая успокаивающие звуки «Лайт-радио». Мара подпевала: «Ты ветер под моим крылом». Терпеть не могла эту песню, но и поделать с собой ничего не могла. Хрустя семечками инжира, подкатилась на стуле к шкафу у стены за пачкой новых карточек. И здесь тоже кто-то покопался — будто искал что-то, а потом запихал все назад, но как попало.
«Что он искал-то? Мог бы уж и запомнить, где у меня что лежит».
Мара перестала жевать. Книги. В столе лежали две книжки по колдовству! Викканские заговоры — «Повседневная магия для обычных людей» и «Викка, основные принципы». Мара открыла средний ящик, тот, который она могла запирать, но никогда себя этим не утруждала. Книги были на месте. В этот ящик явно вообще не заглядывали. Что бы доктор Сили ни искал, похоже, он нашел это прежде, чем добрался до ящика с книгами. Мара сунула в рот еще одну инжирину.
— Знал ли ты, что ты герой мо-о-ой!
Да что на нее такое нашло? Ненавидит эту песню, а все поет да поет! Мара выключила радио. Брр.
Песня по-прежнему крутилась в голове. И она ее напевала. Не могла остановиться. Не могла перестать петь.
— Хочу, чтоб ты знала, мне правда известна.
Черт, черт! Мара с трудом проглотила последний кусочек инжира, подняла трубку и набрала номер Клаудии.
Как только урок закончился и ученики вышли из класса, Клаудия устроилась за столом с ручкой и листом бумаги и попробовала написать собственное имя. Не вышло. Несмотря на все ее старания, нужные буквы не выводились. Клаудия попробовала другие слова — с тем же успехом. Перед ней лежал тетрадный листок, покрытый неразборчивыми каракулями, черточками и точками.
У нее не получается писать! Что ж теперь делать? Она перебрала в уме все — от артрита до болезни Альцгеймера, все известные ей недуги, вследствие которых тело начинает само себя разрушать и отказывается выполнять простейшие движения. Но ведь только нынче утром она преспокойно печатала на компьютере, когда проверяла почту, и в учительской благополучно донесла чашку с кофе до стола, не разлила, не опрокинула. И перед уроком завязывала шнурки на туфлях. А писать не может. Что ж такое стряслось с ее руками?
Клаудия облокотилась на стол, подперла подбородок ладонями. Сняла очки, потерла переносицу и принялась рассеянно грызть дужку. Но как только сообразила, что делает, тут же вытащила дужку изо рта. Только этого не хватало! Еще одна нервная привычка.
Нужно срочно поговорить с кем-нибудь из Клуба. С Линдси или с Гейл. Да, но из класса по мобильному не позвонишь, а к воротам некогда — скоро второй урок. Можно попробовать запереть дверь, но с ее везением кто-нибудь непременно явится — Эйприл или медсестра Марион, а то и сам директор Питерсон — и застукает ее за нарушением школьной дисциплины.
Да и чем поможет разговор с подругами? Две недели назад Клаудия поделилась с Линдси. «Мне кажется, — сказала она тогда, — что я нашла подкидыша благодаря своему желанию». А та лишь отмахнулась. Потрясающая способность перекраивать реальность под собственную точку зрения! Если сама начала худеть и задница стала уменьшаться с каждым днем — это сбылось желание, а если Клаудия нашла младенца (немедленно, как и пожелала) — это всего-навсего забавное совпадение.
— Такое случается сплошь и рядом, Клод. При чем тут твое желание? Мы же загадали, чтоб ты забеременела, а не натыкалась на готовых младенцев, которые валяются где попало.
— Он не валялся где попало. Я нашла его в моей школе, в туалете на этаже, где мой класс…
— Не думаю, дорогая…
— Я знаю, что ты не думаешь! А вдруг боги понимают наши желания… буквально? Может, обращаясь к ним, надо выражаться как можно точнее?
Но Линдси уперлась рогом, и Клаудия позвонила Гейл. Эту убеждать не пришлось, она перебила Клаудию на полуслове:
— По-моему, беда с Эндрю приключилась из-за нас. Из-за нашего… из-за моего желания!
Клаудия хотела найти единомышленника, который разделил бы ее опасения, что с исполнением желаний что-то не так, а теперь… теперь, когда Гейл оказалась на ее стороне, Клаудия многое отдала бы, чтобы разубедить подругу. Если Гейл решит, что дети пострадали из-за нее, это ее убьет. Клаудии хотелось ее успокоить — но каким образом? Как женщина, которая не верит в совпадения, которая убеждена, что на все имеются свои причины, сможет убедить Гейл, что Клуб не виноват в несчастье с Эндрю?
А если подумать — где доказательства, что это сделали они? Где? Все бред! Если б кто со стороны их послушал, наверняка решил бы, что бабы свихнулись. Как там говорится? Тому, кто верит, доказательства не нужны; тому, кто не верит, никакие доказательства не помогут. И какая часть про них — первая или вторая?
— Знаешь, Гейл… я никак не могу убедить саму себя, что свечки, заклинания, руки вместе… что все это как-то может изменить мир. Стоит оглянуться, задуматься на минуточку — и все кажется нелепым. Правда?
И Клаудия позволила себе поверить, что, может быть, в случае с желаниями, которые исполняются шиворот-навыворот, они все выдумали.
И верила до сегодняшнего дня. До того момента, когда спустя две недели вдруг поняла, что не может нацарапать собственное имя. А ведь она даже не загадала «писательское» желание. Что-то страшное происходит.
Клаудия поморщилась, глядя на свои каракули. Они с подругами влезли во что-то такое, что уже не поддается управлению. Она смяла листок и швырнула комок в корзину.
Желания сбываются. Это факт. Желания пошли вразнос. Тоже факт. И теперь, что бы ни твердила Линдси, во что бы ни желала верить Гейл, в чем бы сама Клаудия ни пыталась себя убедить, ясно одно: положение надо как-то выправлять. Если это еще возможно.
Гейл сидела на чердаке, в пыли, среди нескольких дюжин раскрытых коробок, и злилась на Джона. Никогда в жизни — ни в этой, ни, если на то пошло, в прошлых жизнях — она еще не была так зла на него. Джон порыскал по дому, их кассету не нашел — и умыл руки. В глубине души она с самого начала знала, кому придется бросить все и основательно заняться поисками. Джон и бутылку кетчупа в холодильнике не способен отыскать. А чего стоит его любимая цитата из Вольтера «Ненавижу женщин за то, что они всегда знают, где что лежит»? Старик заявил это в восемнадцатом веке. За прошедшие три сотни лет мужские «поисковые» способности могли бы, кажется, проделать какую-никакую эволюцию.
Из-за пропавшей кассеты Гейл была на грани отчаяния. Она обшарила весь дом, оттащила в спальню все неподписанные кассеты и пересмотрела (когда дети заснули) на маленьком телевизоре. Той не было.
Сегодня Гейл взялась за чердак — единственное место, куда она еще не заглядывала. Где-то она есть, эта треклятая кассета, — но где? Не отдали же они ее, в самом деле.
Гейл плюнула на разгромленный чердак и с черными от пыли руками отправилась в свой кабинет на втором этаже. Заперла дверь, навскидку набрала в поисковой строке «высокие голые блондинки»…
