Поппи положила руку мне на спину.
— Спокойно, — тихо проговорила она.
Я кивнула, собираясь с духом.
— Эмма, — пристыженно сказал Гийом. — Прости меня, пожалуйста. Я так виноват.
Я прямо чувствовала, как Поппи сверлит его злобным взглядом.
— Все хорошо, — пробормотала я и отмахнулась.
Скорей бы он ушел!
Поппи шагнула вперед.
— Не хорошо! — с жаром выпалила она, сердито подбоченившись. — Не смей говорить ему, что все хорошо, Эмма! Он тебя подставил!
Гийом смешался.
— В свое оправдание могу сказать только одно: я хотел насолить Гейбу, а не тебе.
— Ты совсем спятил?! — не выдержала Поппи — Вздумал уничтожить свою карьеру до того, как она началась?
Гийом ей не ответил и обратился ко мне:
— Я… э-э… не знал, что он так сильно тебе нравится. Мне очень жаль.
Его слова меня просто убили. Отлично! Гийом не только разрушил мои отношения с Гейбом, он еще и думает, что я смертельно влюблена в журналиста, которого он отпугнул!
— Все нормально, Гийом, — неловко ответила я, мечтая, чтобы он исчез. Как ни досадно, этого не произошло. — Гейб не так уж мне нравился.
От лжи остался горький осадок, но выбора у меня не было.
На следующее утро мой мир рухнул.
Уехав из Парижа еще вечером, мы с Поппи пришли на работу пораньше, чтобы посмотреть отзывы о презентации.
На первый взгляд они были прекрасные. В «Бостон гЛОуб» опубликовали лестный биографический очерк о Гийоме, в котором говорилось, что его музыка «подобна французскому вину: мягкая, вкусная и создана для того, чтобы дарить хорошее настроение». В «Нью-Йорк таймс» писали, что Гийом — актер, автор песен, певец и плейбой — первый настоящий представитель Возрождения XXI века. В «Лондон миррор» вышла передовица с громким заголовком: «Принц Уильям, берегись! В городе завелся новый холостяк!»
Увы, была одна огромная загвоздка: о прошедшей презентации от UPP — ни слова.
— Габриель не сдал статью, — сказала Поппи, листая сайты, и в ужасе поглядела на меня — Он не сдал статью!
— Ну, лучше пусть никакой статьи не будет, чем разгромная, — выдавила я, пытаясь во всем найти плюсы.
Поппи долго на меня смотрела и наконец воскликнула:
— Да, но ведь тут вообще ничего нет! Это означает, что «KMG» напрасно вбухала в презентацию кучу денег — в двухстах газетах по всему миру о ней не напишут.
Я охнула. У меня внутри все перевернулось.
— Точно…
В этом смысле даже плохие новости были лучше, чем их полное отсутствие.
Зазвонил телефон, и Поппи рассеянно сняла трубку, в которой заговорили так громко, что услышала даже я. Через несколько секунд Поппи положила телефон на место и побледнела.
— Звонила Вероник… Она вызывает нас к себе. Немедленно.
— Ох, Поппи… какой ужас… прости меня!
Она глубоко вздохнула и попыталась улыбнуться.
— Пока ничего страшного не случилось. Может, Вероник хочет похвалить нас за прекрасные статьи в сегодняшних газетах.
Через пятнадцать минут мы подошли ко входу в «KMG», и нас тут же проводили в кабинет Вероник. Она приветствовала нас кивком и предложила сесть, а сама скрестила руки на груди и целую вечность переводила взгляд с меня на Поппи и обратно.
— Поппи, — наконец сказала она спокойным голосом, — ты знаешь, сколько «KMG» потратила на эту презентацию?
Поппи нервно сглотнула.
— Да, мэм. Очень много.
— Верно. А известно ли тебе, зачем мы потратили столько денег?
Поппи снова сглотнула.
— Чтобы раскрутить Гийома? — неуверенно предположила она.
— Да. И потому что ты убедила нас в необходимости презентации.
Моя подруга откашлялась и тихо пролепетала:
— В газетах вышли замечательные статьи…
— В «Бостон глоуб», «Нью-Йорк тайме» и «Лондон миррор»… — подключилась я.
Вероник покосилась на меня, как на досадную помеху, затем снова перевела взгляд на Поппи.
— Сегодня, когда я пришла на работу, у меня возник вопрос: почему о Гийоме Рише нет ни слова в сотнях га зет, которые, как ты меня уверяла, непременно о нем напишут.
Наступила мертвая тишина. Поппи взглянула на меня, потом на Вероник. Еще раз нервно откашлялась.
— Я могу объяснить…
— Нет нужды, — резко перебила ее Вероник, подняв руку. — Я сама нашла ответ на этот вопрос. Узнав о вашей недоработке, я спросила себя: «Почему? Почему более чем в двухстах газетах нет ни слова о презентации? Ведь Поппи мне обещала».
— Вероник, я…
— Не перебивай, — снова подняв руку, сказала та. Меня замутило, и я вжалась в спинку стула, мечтая вовсе исчезнуть под обивкой. — Словом, я сделала несколько звонков и обнаружила, что заметки отсутствуют в тех газетах, которые получают информацию от UPP. «Как же так? — спросила я себя. — Ведь в списках приглашенных был репортер из UPP.
— Вероник, я… — снова попыталась объясниться Поппи.
— Дай мне закончить, — ледяным тоном оборвала ее Вероник. — Я еще раз просмотрела список и увидела: да, действительно, от UPP должен был приехать некий Габриель Франкёр. Согласно документам, он зарегистрировался и пробыл в гостинице все выходные. «Что ж, — подумала я, — возможно, ему не понравилась музыка». Поэтому я позвонила начальнику парижского бюро UPP, чтобы все выяснить.
— Позвонила? — тихо переспросила Поппи и смертельно побледнела. Я еще больше вжалась в спинку, чувствуя себя самым ужасным человеком на свете.
— Позвонила. И знаешь, что мне сказали?
Поппи не ответила. Она сидела, молча уставившись на Вероник. Та быстро взглянула на меня. Я вспыхнула но попыталась сделать невинное лицо.
— Мне сказали, что этому репортеру, Габриелю Франкёру, нравится музыка Гийома. До сих пор именно он писал о нем все статьи. Однако на презентации что-то случилось, и мистер Франкёр уехал раньше времени, а начальству сказал, что больше не сможет беспристрастно писать о Гийоме.
— О нет, — пролепетала я.
Вероник строго посмотрела на меня.
— Mais oui. Его редактор тоже сначала ничего не понял и был очень расстроен: UPP потратили кругленькую сумму, чтобы отправить на презентацию одного из лучших своих репортеров. Мало того, агентство уже анонсировало будущую статью в газетах по всему миру, чтобы там подготовили место в колонках светских новостей. Поэтому редактор все-таки добился от Габриеля объяснений.
Мы с Поппи тревожно переглянулись.
Вероник, злобно сверкая глазами, продолжала:
