Потом мы подходим к обрыву, откуда петляющей тропинкой проложен спуск к морю. Но прежде чем спуститься, Виталик устраивает настоящую охоту на бабочек, сопряженную с огромным риском поцарапать себе коленки и испачкать новый матросский костюмчик. Он снимает с головы панамку, прилаживается к ней как к орудию для ловли диких насекомых и начинает зорко выслеживать добычу. Вот его внимание привлекает желтокрылая лимонница, еще не догадывающаяся о том, какая ей уготована незавидная участь. Крадущимся шагом заправского энтомолога он подбирается к необдуманно разбившей привал на пожухлой траве бабочке и с жутким визгом плашмя бросается на нее. Не вставая на ноги, он подзывает меня к себе, чтобы я вынул часть спичек из коробка и освободил тем самым место для бабочки, а другую часть мне велено оставить в коробке, но вытянуть коричневыми головками наружу. А то как же? Ведь иначе — костер с несчастной пленницей не займется! Столь сложные приготовления к акту сожжения бедной твари во имя постижения таинства горения всего сущего заканчиваются тем, что бабочка в последний момент вылетает из-под панамки и навсегда растворяется в выжженном солнцем степном желтоватом воздухе. Лицо Виталика выражает крайнюю степень разочарования. Тогда мы спускаемся к морю. Теперь уже он заставляет меня гоняться за бабочками, сам занятый раскладыванием костра из валяющихся на берегу сучьев. В погоне за бабочками мои просмоленные табаком легкие трепещут на ветру, как белеющие в море паруса рыбацких баркасов. Видя тщетность моих неумелых попыток словить хоть что-нибудь, Виталик снисходительно машет рукой и тащит меня к молу, где рядком расселись местные рыболовы. Там он неотрывно следит за их магическими манипуляциями, сопровождающимися какой-то возней с наживкой и смачным поплевыванием на насаженный крючок. Затем, охваченный внезапно открывшимся прозрением, он устремляется к берегу, но вскоре возвращается, волоча за собой длинную суковатую дрыну. Пузырящимся от слов ртом он с придыханием шепчет, чтобы я покидал в море фрукту и был наготове с освободившимся целлофановым пакетом принимать от него пойманных бычков, и пока он будет рыбачить, мне надлежит развести большой костер. Растолкав плотно сидящих рыбаков, Виталик устраивается между ними, долго совершает колдовские пассы руками у конца «удилища», затем набирает полный рот слюны и оплевывает дрыну по всей длине, после чего со словами: «Ловись-ловись, рыбка, большая и малая» — забрасывает палку тонким концом в воду. Потом он подпирает ладошкой озаренную светом голову и принимается терпеливо ждать начала поклевки. Сперва рассмеялись ближайшие соседи, затем их веселое ржание подхватили соседи с боков, и вскоре уже вся рыбацкая братия дружно гоготала по всему молу, оповещая насмерть перепуганных бычков, что с этой минуты для них настали трудные времена, да и самим себе неохотно признаваясь в том, что недалек тот день, когда и им здесь особенно будет делать нечего, и пришла пора потихоньку сматывать удочки, потому что тягаться с такими орлами — дело абсолютно безнадежное…
Глава 8 И снова в море
Перечитав предыдущую главу, я вдруг с ужасом обнаружил, что допустил непростительную оплошность. Даже не знаю, как это получилось. Всё время старался держать вас в курсе событий, стремился к непредвзятому отображению окружающей действительности, а тут — на тебе! Такого маху дал. А вы тоже хороши!.. Не могли, что ли, напомнить? Ведь гоняясь в призрачных видениях за дикими одесскими насекомыми, я совершенно упустил из виду, что не поставил вас в известность относительно того, куда завела нас вчера неуемная фантазия капитана. Поэтому срочно спешу восполнить это досадное упущение, так как прекрасно понимаю, насколько вы охвачены беспокойством. Я бы на вашем месте тоже обеспокоился, может быть, даже незамедлительно протелефонировал в туристическое агентство и так строго бы спросил у них с присущим нашей соседке с нижнего этажа в Кузьминках неизменным раздражением и всегда обличительным пафосом: «А по какому, собственно говоря, праву вы лишаете своих туристов капитанского коктейля в Гибралтаре? Что это вы себе позволяете? Думаете, на вас управы не найдется?» Конечно, я отдаю себе отчет в том, что функционирующий почти круглые сутки бар «Лидо» и несколько других питейных корабельных точек не дадут вам впасть в прострацию и безвольно опустить руки, покорно сдавшись на милость судьбы. Даже помыслить себе такого не смею. Я слишком вас уважаю, чтобы позволить себе усомниться в вашей способности принимать самостоятельные решения. Уверен — вы сумеете за себя постоять, и без помощи капитана придадите полету своего воображения нужное направление. Но одно дело заниматься самолечением убойными дозами освежающих напитков и совсем другое — довериться искусному врачевателю, тем более такому, который не ограничивает вас в личных правах, то есть пейте себе на здоровье капитанский коктейль дня, и как только с последним глотком окружающие вас предметы начнут окрашиваться в розовые тона, тут же отправляйтесь в бар «Лидо», чтобы цветовая палитра мира уже не казалась вам столь монотонной.
Ну да ладно. Хватит ходить вокруг да около. Не стану вас больше томить. Но прежде чем сообщить вам — чем же нас потчевал вчера капитан помимо той произвольной программы, которую каждый из нас индивидуально выбирал для себя в баре «Лидо», хочу буквально два слова сказать об этом славном и досточтимом человеке и гражданине, соответственно. Будучи весьма тонким знатоком человеческой природы, этот морской волк, видимо, сумел распознать в поведении пассажиров такие признаки, которые побудили его немедленно напомнить нам, чтобы мы не очень-то задавались, забывая в своих праздных развлечениях о том, что пока мы здесь сибаритствуем, страна еле сводит концы с концами, и уж, по крайней мере, чувство благодарности от нас — она заслужила. Но насколько деликатно, ненавязчиво, без педалирования он нам напомнил об этом! Его коктейль — «Black Russian» (50 г водки и 50 г ликера какао) — я бы перевел так: «Мысленно с Родиной!»
Однако беда в том, что в столь изысканно предпосланном нам обращении капитан не уточнил, — какую Родину он имеет в виду, если, конечно, не считать вещим знамением избранный им веселенький цвет коктейля. Ведь у каждого она своя, а в целом — непонятно какая. Поэтому только человек, наделенный всеохватностью зрения и общегосударственной широтой мышления, способен увидеть и понять за границами территориальных образований смутные очертания Отечества. Но до чего же в таком случае всевидяще и проницательно око наших государственных мужей! Впрочем, с высоты Кремля им там виднее, как обустроить Россию и придать ей общенациональное содержание. Не сомневаюсь в том, что эти ученые мужи — наследники великой славы кремлевского мечтателя, ночи напролет радеющие о нас с вами, отчего бедняги вынуждены к минимуму сводить отправление религиозного культа, довольствуясь лишь самым необходимым — Рождеством и Пасхой, про соблюдение постов и говорить нечего — не до жиру! — знают, как состыковать бурято-монгольский этнос обитающих в поймах прибайкальских рек и калмыцких степей почитателей Будды с традициями коленопреклоненных в намазе башкиро-татаро-кавказских мусульман вкупе с языческими ритуалами оленеводов Крайнего Севера и раскольническими заклятиями еретиков-старообрядцев. Понятное дело, что речь идет не об имперском повиновении, державшемся на присяге царю и отечеству, и уж тем более не о партийной дисциплине, в основу которой была положена коммунистическая идеология, — и то и другое нынче вышло из моды и неадекватно воспринимается нашими западными партнерами по МВФ. Так о чем же речь? Наверное, о построении конфедерации по типу швейцарских кантонов? Хотя что нам Швейцария! Швейцария — нам не указ! Тогда что? Не знаю. Боюсь, что и в Совете Федерации, и в думских комитетах по межнациональным отношениям об этом тоже мало кто знает. Предполагаю, что, как всегда, мы пойдем своим путем, отличным от проторенных дорог, выказывая тем самым несносному моралисту Крылову всю ошибочность его стихотворной побасенки про лебедя, рака и щуку.
