Книга Пари с морским дьяволом - Елена Михалкова

«Я становлюсь слишком стар для этой работы. Стар, зашорен, консервативен. Как там у Стругацких… «Не вижу, почему бы трем благородным донам не сыграть в кости там, где им хочется!» Тогда почему бы одному благородному дону не иметь одновременно двух разнополых домашних животных для услады тела?»

– О чем задумался? – прямо спросила Шошана.

Она разглядывала его с откровенным любопытством и, кажется, полагала, что это он – зверушка хозяина, а не она.

– Удивляюсь, что ты здесь делаешь, – в тон ей ответил Илюшин. – Не могу понять, как тебя вообще сюда занесло.

Перед ним сидела изумительно красивая молодая мулатка. Копна вьющихся черных волос, высокие скулы, пухлые губы. И притом – широкие плечи пловчихи, мускулистые руки и рост метр восемьдесят четыре.

Мать Шошаны, беззаботная авантюристка, когда-то долгими окольными путями добралась из Львова в Нью-Йорк и там родила девочку от настоящего, как она с гордостью говорила, гарлемского негра. Кроме того, что ее папаша «настоящий гарлемский негр», Шошана больше ничего о нем не знала. В один далеко не прекрасный день черный сын самого криминального района в Манхэттене побил свою еврейскую подружку, после чего та разочаровалась во всей Америке и сбежала от возлюбленного. Следующим пунктом ее путешествия стал Израиль.

От нью-йоркского периода ее истории осталась девочка, унаследовавшая бурный взрывчатый характер отца и красоту матери. Живи Шошана в менее цивилизованной стране, у нее был бы шанс возглавить банду или даже целый мафиозный клан. Внутренняя ярость требовала выхода, и Шошана стреляла, метала дротики, дралась врукопашную и разбивала ладонью деревянный брусок. Илюшин подумал, что из нее вышла бы отличная амазонка. Перед ним сидела женщина-воин, которой ничего не стоило прикончить его ударом ребра ладони.

Как и свернуть шею Ирине Будаевой.

– Я его увидела на тусовке, – рассказывала Шошана, блестя глазами. – Сразу поняла: хочу! Мое! Вокруг одни слабаки, – пожаловалась она. – А Никита – сильный!

Илюшин представил, какие дети могли бы родиться у этой пары, хмыкнул про себя и произнес короткую благодарственную речь во славу убеждениям Будаева, запрещавшим ему иметь наследников от темнокожей женщины. К тому же – еврейки. Нет, шансов официально соединиться с любимым у Шошаны не было.

– Я говорю ему: выйду за тебя замуж! – Женщина сделала такой жест, будто надевала кольцо. Над верхней губой сверкнула капелька пота. – Он мне: нет, не выйдешь. А я ему: спорим? будешь есть с руки через полгода.

– И как – ест?

– Полгода еще не прошло, – улыбнулась Шошана. Губы у нее были словно опалены изнутри.

– Наличие жены, значит, тебя не смутило, – вслух, будто самому себе, проговорил Илюшин.

Женщина презрительно фыркнула:

– Такая жена сегодня есть, завтра нет! Я говорю ему: выгони ее! У нее между ног холодно, как в погребе!

– Аргумент! – согласился Илюшин.

– А он мне: ты дура, тебе только одно важно. Я его бью! Он – меня! Вот так! Вот так! – Шошана, разгорячившись, показала как, Илюшин едва успел перехватить розовую ладонь. – Честно тебе скажу, убить его хотела. Потом думаю: я ведь женщина. Женщина хитростью берет.

Илюшин едва не поперхнулся соком. Ему было очень интересно, как выглядит хитрость в исполнении Шошаны. Почему-то представлялся только удар ножом в спину.

– Я предложила Никите: возьми меня к себе. Ты посмотришь на меня, я на тебя. Не понравится – разбежимся, забудешь меня!

Шошана рассмеялась, от души веселясь предположению, что ее можно забыть. Улыбка у нее была детская, яркая, и Макар непроизвольно улыбнулся в ответ.

– Вот видишь? Ты тоже смеешься. Понимаешь, что глупость, да? А он не понял.

По тому, с какой нежностью Шошана протянула «он», Илюшин без труда восстановил ее незатейливый план. Пробраться к нему в душу, привязать к себе, любить его так, как не любит жена, чтобы милый в конце концов задумался…

Шошана хотела Будаева – и она собиралась его получить.

– Ты убила Ирину? – спросил он.

Шошана скорчила обиженную физиономию:

– Совсем дурак ты! Убивают врага. А она кто? Курица. Даже шею свернуть, и то не стоит руки пачкать.

По логике Шошаны жена Будаева не могла быть врагом: слишком много чести. Скорее, препятствие. Помеха.

– А препятствие устраняют, – снова вслух и снова нарочно подумал Макар.

– Опять дурак, – констатировала женщина. – Это честное состязание. Я хотела, чтобы он сам выбрал. Чтобы на брюхе ползал, просил: будь со мной, моя йафат-тоар, все для тебя сделаю. А если у мужика выбора нет, какая в нем ценность?

Ясно, подумал Илюшин. Шошана хотела чистой победы. Смерть Ирины в какой-то степени обесценила ее. Это как жульничество в джентльменской игре. Может, Шошана и не отличалась сложным душевным устройством, но у нее были свои твердые понятия о чести.

Женщина наклонилась и накрыла его ладонь своей. Прикосновение ее оказалось таким горячим, что Макар вздрогнул.

– Когда узнаешь, кто убил, не говори Никите сразу, – попросила она.

– Это почему же?

– Он сейчас пылкий. Ложится со мной, не знает: то ли я убила, то ли не я… Заводится – ух!

В глубине черных глаз заплясали дьяволята.

– Тогда давай скажу, что ты, – предложил Макар.

Шошана на полном серьезе обдумала эту возможность.

– Нельзя, – с сожалением признала она. – Тогда все закончится.

– Не простит, думаешь?

– Разозлится, что я на его собственность покусилась, – сказала Шошана, абсолютно точно вскрыв мотивацию Будаева. – Не хочу так. Пусть любит меня.

Илюшин внимательно посмотрел на нее. Он не исключал, что в его каюте установлены подслушивающие устройства, но не попробовать не мог:

– Девочка моя, ты знаешь, что твой возлюбленный в России людей травил поддельными таблетками? Зачем он тебе такой?

Шошана нахмурилась. Похоже, она честно искала ответ внутри себя.

– Я этих отравленных не знаю, – наконец сказала она. – Мне на них наплевать. Зато Никита за своих порвет в клочья. Я хочу быть в его стае, и буду!

Перед встречей со вторым подозреваемым Илюшину пришлось отлежаться. Он даже подумал, не вызвать ли ему врача – «тревожная» кнопка краснела, как ягода, в изголовье койки – но решил справиться сам. Сердце частило, Макара то и дело бросало в холодный пот.

«Черта с два сбежишь куда-нибудь в таком состоянии».

Он начал расследование, потому что тянуть с отказом было нельзя. Но незаметно оно захватило его. Макар с детства обожал загадки, а больше всего – чувство, возникавшее, когда тайна была разгадана. В нем смешивались и гордость, и превосходство над теми, кто не справился, и затаенный азарт в предчувствии новой трудной задачи, и приятная, почти физическая, усталость, какая бывает после хорошей тренировки.