В своей книге Шарлотта Роше доказывает, что так вовсе не обязано быть, что это всего лишь сказка, или, как она это называет, роман типа фэнтези. Тем самым она освобождает женщин (и мужчин, которые тоже благодарны ей за ее книгу) от распространяемой СМИ модели. Она возвращает им право быть собой и убеждает, что их сексуальная жизнь может быть вполне удовлетворительной. Даже если пока из-за отсутствия других возможностей они только мастурбируют. То, что через свою восемнадцатилетнюю героиню Хелену сообщает Роше, очень феминистично. И может быть, именно в этом и заключается секрет успеха книги. Эмансипированные, материально независимые женщины в определенный момент почувствовали себя по-настоящему свободными, но вскоре позволили снова поработить себя. Правда, уже другим способом. Они сначала клюнули на образцы, пропагандируемые СМИ (а эти образцы диктуют мужчины, как ты сама знаешь, владеющие СМИ), а потом позволили им взять себя в рабство. Роше освобождает их от этих образцов. Или, по крайней мере, дает понять, что от них можно освободиться.
Сердечный привет,
ЯЛ, Франкфурт-на-Майне
P.S. Завтра высылаю тебе эту книгу.
Варшава, вечер
Януш,
ты пишешь о женщинах, которые даже не заметили, как отказались от феминистских взглядов, вновь попав под влияние средств массовой информации, которыми руководят в основном мужчины. Тут должно быть подтянуто, там выбрито, а что-то еще выставлено напоказ. Ну и где здесь место для «я»? Оставим это на выбор каждой из нас. Однако ничто так не поражает и не огорчает меня, как то, что в неволе оказываются самые заинтересованные в свободе. Одна небезызвестная владелица сети ресторанов в Варшаве недавно заявила (к сожалению, в интервью женскому изданию), что всегда была против феминизма и поэтому, чтобы нравиться своему мужчине, не смывает макияж, перед тем как вечером идет в спальню. Видимо, в знак протеста. Хочется ей посочувствовать и поинтересоваться, какой она предстает перед любимым утром? Прошу прощения за интимные подробности, но мне — а я смываю макияж — ни разу не пришло в голову, что это может быть подтверждением моей эмансипации.
В это трудно поверить, но многие женщины все еще боятся клейма «независимая женщина» и поэтому по-прежнему предпочитают играть перед мужчинами роль потерявшегося котенка, у которого без хозяина никогда не будет миски с молоком. Верят ли этому мужчины? Вот именно…
Ты помнишь, совсем недавно мы обсуждали тему саморазоблачения, если можно так выразиться, мужчин и женщин, не являющихся гетеросексуалами. Я прочитала книгу «Гомобиография» Кшиштофа Томашика, выпущенную издательством журнала «Политическая критика». Анджеевский, Домбровская, Гомбрович, Конопницкая и многие другие. Писатели первого ряда в польской литературе. Более или менее известные факты из их биографий. Вместо рецензии цитата из «Дневника» Ивашкевича: «Какое же счастье, что я мог ему эта дать, и то, что дал мне он. Дансинг в Тиволи и наш побег среди гаснущих фонарей — как же это было прекрасно! Никто не поймет нашей радости и счастья. Все думают, что это сношения в з…! А ведь еще Сократ говорил Алкивиаду[69], что не в этом заключается счастье и радость, которые дано познать двоим мужчинам, общаясь друг с другом. Столько веков прошло, а никто этого так и не понял — и всегда под этим понимают только…» Досадно? У чувствительных и особо деликатных прошу прощения, но именно так написал Ивашкевич 7 января 1958 года. Как ты считаешь, в наши дни, спустя пятьдесят лет, писатель-гомосексуалист использовал бы иные выражения?
С уважением,
М.
Неаполь, Италия, суббота, поздняя ночь
Малгожата,
«иные выражения»? Ивашкевич наверняка нет, он в принципиальных вопросах был часто категоричным, а порой и очень ярким. Хотя мог быть также очень нежным и романтичным. Он (в те же самые пятидесятые годы) сумел послать самолетом (sic!) из Москвы букет свежих роз для Марека Хласко[70], к которому испытывал влечение как к мужчине. Я знаю, Хласко любили как женщины, так и мужчины, но любить мужчин он сам не хотел, а любить женщин не мог.
Наступил первый уик-энд мая. В этом году все так удачно совпало по календарю, что в Германии уик-энд получился длинным. Первое мая и здесь выходной, на этот раз он выпал на четверг, а большинство фирм подарили своим работникам пятницу, так что в сумме набралось четыре праздничных дня.
Мне пришлось на несколько дней оставить мой мир. Я полетел в Неаполь. В поисках солнца, тепла и умиротворения. Но вовсе не тишины. Неаполь — не то место, где тихо. Неаполь сутки напролет полон шума. Шума клаксонов итальянских водителей, реагирующих таким образом на каждую блондинку, идущую по тротуару, повышенных голосов туристов, смеха всегда улыбчивых неаполитанок. То был один из самых интересных уик-эндов в моей жизни. Перед мысленным взором моим прошла история Помпеи, я поплыл на пароме на Капри и дышал там воздухом знаменитого лазурного грота (нельзя сказать, что это был здоровый воздух, потому что весь грот был забит бесчисленным количеством лодок, в каждой из которых было полно туристов). Это был приятный день. Один из тех, о которых хочется рассказывать. И я рассказываю. Сижу в номере неаполитанской гостиницы у окна, с ноутбуком на коленях. Номер наполняет музыка Шумана (та, что так нравится и мне, и тебе, хотя это своего рода профанация здесь, в Италии, но как раз сегодня мне захотелось к нему обратиться, и, наверное, поэтому, как бы предвидя такой поворот событий, я бросил в чемодан компакт-диск с его музыкой), а за окном — настоящая жизнь. Мужчины все смелее и все призывнее обращаются к женщинам, а женщины, все заманчивее улыбаясь, уже думают о наступающей ночи.
Иногда мне начинает казаться, что моя настоящая жизнь проходит мимо меня. Такая, как сейчас, что шумит за окном, на улицах Неаполя. У меня, погруженного с головою в проекты, просто нет времени на такую жизнь. Может, именно поэтому я должен хоть иногда отрываться от работы и прилетать в такие места, как Неаполь. Чтобы понять это. Когда я думаю о нашей переписке, последовательно продвигаясь в прошлое по нити, которую мы спряли, у меня возникает беспокойство, что я удалился в ней от настоящей жизни. Что жизнь эта шла себе за окном, а я рассматривал ее в микроскоп, как каплю воды, полную инфузорий, жмущихся друг к другу, хотя по идее должен был видеть все это невооруженным глазом. Я, наверное, был слишком ориентирован на объективное отражение и слишком мало на личное переживание.
В сущности, я ведь так никогда и не написал тебе, как у меня обстоят дела. Ведь большинство находящихся в дружеских отношениях людей, когда пишут друг другу письма, первым делом спрашивают, как дела. Может, я слишком часто ходил ради написания писем в библиотеку и слишком мало оставлял времени, чтобы просто дружить с тобой и рассказывать тебе, как у меня обстоят дела. Так мне кажется. И если я прав, то хотел бы попросить у тебя за это прощения. Хоть в последнем своем письме я исправлю эту ошибку.
