Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
К вечеру ему стало совсем худо. Поддубный ухаживал за другом бережно и безбоязненно, но оба думали об одном и том же, хотя вслух и не говорили: по уму – надо идти в поселок искать врача или возвращаться на материк, а если завтра от него заразится еще и Илья, то их положение станет вовсе бедственным, никто не отыщет ушедших в лес и не придет на помощь. Сгинуть от загадочной болезни в лесу на берегу глухого залива, в никому не ведомом месте, куда не ступает человеческая нога и не заходят катера, сведя с ума десяток людей в Москве, которые кинутся их искать и будут опрашивать всех подряд: паломников, девушку, мывшую голову в Святом озере, черного монаха и двух ушедших в Реболду детей, подбираясь к истине все ближе, как в игре «горячо-холодно», но все равно пропавших не найдут, потому что лесная дорога обрывается у дзота и следы сапог на литорали смывает отлив.
Всю ночь Макаров полудремал, выходил из палатки и снова залезал внутрь. Над заливом вставало в зелени рассветного неба большое солнце, было зябко, но костер еще не догорел, Павел выпил остывшего крепкого чаю – и вдруг так остро ощутил неслучайность всего происходящего, хрупкость и неправоту своей нынешней, внешне такой обыденной и вроде бы правильной, жизни, что захотелось непременно все в ней переменить. Он не знал, что именно должен совершить, но ощущение это было невероятно резким и неприятным, лишенным того смягчающего флера, к которому Макаров привык, и полусерьезные слова материалистически мыслившего и умевшего быть очень жестким и волевым отца, который, неоправданно сурово ругая сына за редкие тройки, говорил, что дети должны быть умнее своих родителей, потому как иначе человечество опять залезет на деревья, странным образом отозвались в душе путешественника.
На покрасневшем небе появились подсвеченные солнцем облака и медленно заволакивали пространство над головой, медленно пролетела пара уток, и снова стало тихо. Хотелось спать, но он все еще чего-то ждал, смотрел, как поднимается солнце и начинается его второй день на островах, которые так немилосердно его встретили и не захотели перед ним раскрываться, а потом залез в палатку и, отвернувшись к боковой стенке, провалился в тяжелый сон.
6
Сережа проснулся оттого, что по палатке стучал дождь. Некоторое время он обиженно слушал мерный шум, затем тихонько, чтобы не разбудить спящих, вылез из теплого спальника, откинул полог и зажмурился – на улице светило солнце, а то, что он принимал за дождь, оказалось шелестом листьев, которые дрожали на ветру и задевали тент.
Путаясь в растяжках, мальчик выбрался из палатки, упал на четвереньки, а потом поднялся и, весь во мху и сухих иголках, пошел смотреть море. Все удивляло его: горький запах водорослей, росший по неровным берегам настоящий горох, черные безвкусные ягодки водяники, соленая вода, не только противная на вкус, но и совсем не мылившаяся, и, чтобы вымыть руки, приходилось сперва чуть-чуть поливать их пресной водой, которая оказалась большой ценностью и нельзя было ее лить сколько угодно. Но больше всего мальчика поразило, что вчера море было гораздо ближе к лагерю, оно уходило и возвращалось, обнажая полоску суши, называвшуюся таинственным и красивым, совершенно новым словом – «литораль».
На этой влажной, изрытой морскими червями литорали все утро он сооружал башни из камней, строил из песка дворцы, рассматривал мелких жучков, бросал в воду камешки и так увлекся, что не заметил, как к нему подошел улыбающийся счастливой детской улыбкой хорошо выспавшийся, голый по пояс человек.
– Ботинки-то на разные ноги надел. Эх, крестничек, крестничек, когда ж ты научишься? Господи, красота-то какая! – Он перекрестился и стал обливаться, чистить зубы, мыть шею и отфыркиваться. – На вываку бодя?
– Что? – засмеялся мальчик.
– На рыбалку, говорю, пойдешь? – повторил Илья, выплевывая изо рта воду.
– Пойду, – обрадовался Сережа. – А папа?
– Пусть поспит. Да мы ненадолго. Он проснется, и мы тут как тут. Ушицы ему сварим, такой ушицы, что он у нас мигом выздоровеет.
Вдоль кромки береговой линии они с трудом продрались сквозь можжевельник и заросли черники. Море осталось у них за спиной, мох сменился твердой почвой, и на выходе из леса у дороги приезжие увидели давешних детей.
Мальчик и девочка сидели возле моста через ручей, будто никуда не ходили, однако теперь вид у них был растерянный и несчастный. Девочка, отвернувшись, жевала травинку, а мальчик глядел насупившись, отчего его румяные щеки казались еще более толстыми, а глаза совсем маленькими.
– Ну как там Реболда? – весело спросил Поддубный.
– А ну ее… эту Ебалду. Гребаное место. Не ходите туда, – ответила девочка устало. – Мужики там злые, пьяные…
Поддубный присел рядом с ними на корточки и стал рассматривать грибы в корзинке.
– Белый… Смотри-ка, Серень. А это подосиновик. Вы сами-то откуда будете, ребятки?
– Я из Архангельска. А он из Питера.
– А вы, дядь, откуда? – спросил мальчик.
– Я-то? Везде понемногу пожил. Домой как станем выбираться?
– На той неделе «Лаушта» придет.
– А когда?
– Точно никто не знает.
– Чудеса. Тут у вас никто ничего не знает. Ни как сюда попасть, ни как назад выбраться.
– Всяко теплоход придет школьников с островов забирать. Вы почему, дядь, спрашиваете? Тоже поедете?
– Да не-е, еще поживем, – протянул Поддубный.
…Вокруг было пустынно и тихо. Начал накрапывать дождик, но на укрытый ветвями лесной путь вода не попадала, и идущие слышали только мерное капанье и видели прямые линии дождя, когда открывалось новое озеро. Наконец справа мелькнуло за деревьями совсем небольшое, травянистое, очень старое озерцо с черной торфяной водой.
– Вот здесь-то мы и станем ловить, – произнес Поддубный, снимая рюкзачок и потирая руки.
Кувшинки дрожали оттого, что их задевали крупные рыбины, по воде расходились круги. Поддубный помог мальчику наладить удочку, и красивый, высокий, разноцветный поплавок встал точно среди крупных и плотных листьев и тотчас же затанцевал и ушел под воду.
Клевало бесперебойно, они таскали мелких и средних окуней, сорожек и ершиков, но через каждые несколько забросов снасть цеплялась за кувшинку и обрывалась; их ели комары и гнус, дождь очень скоро смывал с раздраженной кожи лица и рук следы репеллента. Большой с малым потеряли счет и времени, и рыбам, они не могли понять, стало ли темнее вокруг оттого, что сгустились облака, или же день клонился к вечеру; не взяв с собой еды, оба ощущали в желудке легкость и пустоту, но никакая сила не могла утянуть их с этого озерца, с топкого берега, где они стояли на склизком мосточке и вытягивали окуней. Иногда над головой с шумом рассекали воздух большие, крикливые птицы; дождь пошел сильнее, и тихое озеро замутилось, потемнело, закипело, зашумело, покрылось пузырями и пеленой дождя.
Уже кончились все крючки и грузила, но хотелось еще поймать напоследок какую-нибудь рыбину побольше. Отцепив блесну, Илья привязал к леске тройник, подвесил большой поплавок, насадил живца и аккуратно закинул снасть вперед, на открытое пространство. Поплавок заплясал по воде, живец потянул его за собой к берегу, остановился, а потом возле него появился бурунчик и снасть исчезла с поверхности.
Ознакомительная версия. Доступно 13 страниц из 65
