– Война войной, а жить-то всем надо, – ответил Антон Петрович, – «Ами Ллойд» одному еврею из Коломыи принадлежит, он хорошую скидку дает, получается почти даром.
Кузниц вспомнил, как в шифровке говорилось: «немедленно, с соблюдением мер секретности и безопасности», и сказал:
– Спасибо, конечно, но страна находится в состоянии войны – надо с военными этот вопрос согласовать. И потом, на чем мы дальше поедем, в Египте?
– Насчет военного положения понятно, – кивнул лидер, – согласовывайте, а мы пока город посмотрим, а то только вчера приехали из Хайфы – ничего еще не видели. Вон уже и наш гид пришел, – он показал на пожилого крепыша в бейсболке, вошедшего в гостиницу, встал и крикнул ему. – Шимон! Шимон! Идите сюда, здесь мы, – и, опять опустившись в кресло, добавил: – А в Табе транспорт найдем. Тоже мне проблема – в арабской стране машину найти, были бы деньги.
Кузниц хотел было опять напомнить, что война все-таки – какой тут туризм, да и насчет транспорта в Египте – тоже не известно, как все обернется, но Хосе незаметно толкнул его ногой и он промолчал, решил пустить пока все на самотек, а там посоветоваться с Абдулом и действовать дальше, как тот скажет. Он извинился перед компанией и пошел в комнату, где стояли компьютеры и где гостиница предоставляла своим клиентам услуги Интернета.
Когда туда пришел Хосе, он уже успел связаться с Эджби. Эджби против туризма не возражал, более того, сказал, что это будет служить хорошим прикрытием. Кузниц думал спросить, от кого прикрытие, но передумал и спросил только, как с израильскими военными быть, предупредить их или не надо. Эджби ответил, что Шин Бэт уже знает об их поездке и обещала поддержку.
«Тем более непонятно, от кого прикрытие», – подумал Кузниц, но ничего не сказал, попрощался с Эджби и, получив в ответ пожелание удачи, закончил сеанс связи. Перед этим договорились, правда, что связь в Израиле будут держать через представителя Шин Бэт, который сам с ними свяжется завтра утром.
Всю эту небогатую информацию он и передал Хосе.
– Вот и хорошо, – сказал тот, – хотя бы страну немного посмотрим, а то я уже думал, что местные вояки промчат нас с сиреной до Эйлата и ничего не увидим, а страну хочется посмотреть. Кстати, Антон предлагает на экскурсию по Иерусалиму с ними поехать – я поеду, пожалуй, и Ариель просится, обещает, что ни капли в рот не возьмет. Ты с нами?
– Я не поеду, – ответил Кузниц, – устал я что-то, и потом я здесь уже бывал и не скажу, что в восторге от Святых мест – эти толпы туристов и паломников у кого хочешь охоту отобьют – вот увидишь. Хотя, – поправился он, – я ведь забыл, что сейчас война. Повезло вам – везде пусто должно быть.
– А ты в отеле будешь? – спросил Хосе.
– Ну да, в основном в гостинице буду, – Кузниц протянул Хосе руку. – Давай. Удачной вам экскурсии. Вечером обсудим детали.
Хосе ответил на рукопожатие и, уже направляясь к выходу из отеля, вдруг обернулся и сказал:
– Странная какая-то у нас получается война, скажи?
Кузниц кивнул и пошел к лифтам.
Он проспал почти весь день, проспал, как оказалось, даже воздушную тревогу. О ней ему сообщил официант, когда часов в семь вечера он наконец выбрался в ресторан перекусить.
Когда он заканчивал свой обед, в ресторане появилась компания их подопечных, вернувшихся с экскурсии. Они тут же заняли два столика – с ними сели ужинать Ариель и Хосе. Звали и его, но он сказал, что только что пообедал, и отказ был воспринят с должным пониманием. Сделав заказ, к его столику подсели Хосе с Ариелем.
– Хорошая экскурсия, – сказал Ариель, – бабы мне понравились из патруля, что возле этой церкви.
– Какой церкви? – ехидно поинтересовался Кузниц.
– Ну, той знаменитой, где гроб этот, – отмахнулся Ариель (такие мелочи его не интересовали) и продолжил: – Автомат придает женщине агрессивную сексуальность.
Кузниц промолчал, а Ариель добавил еще один штрих к своим впечатлениям:
– Я крестик освятил, – сказал он и, достав из кармана упомянутый крестик, продемонстрировал.
– Ты же еврей, – заметил Кузниц.
– Ну и что, – парировал Ариель, – во-первых, я атеист, а во-вторых, любовнице подарю – она в эти дела верит, – он хихикнул, – грехи будет замаливать.
Хосе о своих впечатлениях не сказал ничего. Вскоре принесли их заказ, и они пересели за свой столик. Договорились на следующее утро выехать пораньше, часов в девять самое позднее. Кузниц расплатился и пошел вниз, в вестибюль, где спросил у портье, введен ли в городе комендантский час. Портье сказал, что комендантского часа нет, но вечером, да и днем в арабские кварталы лучше не ходить. Кузниц поблагодарил, вышел из гостиницы и взял такси до центра.
Воюющий город был безлюден. Только под сводами Кар-до бродили, останавливаясь у витрин, какие-то гражданские люди, по виду иностранцы. Зато узкие улочки и тупики Крестного пути были совсем пустынны, и лишь патрули – мальчишки и девчонки с короткими автоматами, – тихо переговариваясь, стучали ботинками по древней брусчатке.
Сам того не заметив, Кузниц скоро забрел в арабские кварталы. Там тоже было мало народу – только старики, как прежде, сидели на низеньких скамеечках у порога домов, пили чай из пузатых рюмочек с золотым ободком, некоторые курили кальян, возле одного дома играли в нарды. На Кузница с его еврейско-арабской внешностью никто не обращал внимания, и он чувствовал себя человеком-невидимкой, почти своим в этом, таком любимом им мире Востока, где пахнет кофе, пряностями и навозом, где из поставленного на порог дома транзистора доносится протяжная переливчатая арабская мелодия, где через приоткрытую калитку в глинобитном заборе вдруг замечаешь необычайной прелести внутренний дворик с мраморным фонтаном, над которым нависают фиолетовые кисти глицинии.
– Twenty-o-two,[85]– вдруг услышал он голос у себя за спиной.
Он обернулся. Невысокий араб в галабии и клетчатом головном платке со шнурами, вопросительно улыбаясь, ждал ответа на пароль. Он не сразу сообразил, что это пароль, но потом до него наконец дошло.
– One must say: Two thousand and two,[86]– сказал он.
– Вайман, – представился араб на чистом русском языке, – израильская контрразведка. Тут опасно сейчас, лучше уйти отсюда – у меня тут недалеко машина, – он приобнял Кузница за плечи и повлек его куда-то в переулок, негромко затянув арабскую песню, в которой часто повторялись слова «Йа хабиби».[87]
В машине – черном низком «порше» («Хорошо живут контрразведчики», – подумал Кузниц) – Вайман опять сказал:
– Напрасно вы пошли в арабский квартал. Опасно тут сейчас, – и завел машину.
