Я оставила его выплакать испуг, и одиночество, и недоверие, пока Роммель оказывал поддержку и утешал. Но вскоре рыдания сменились икотой, и голос сказал стойко из-за головы пса:
– Меня зверски тошнит.
– Неудивительно, – заметила я. – Тебе это пойдет на пользу. Не обращай на меня внимания.
Спустя короткое время после неприятного антракта он вернулся назад и сел возле меня. Я набросила на него пиджак и прижала к себе. Хотела бы я знать, с чего начать рассказывать ему о Ричарде.
– Глотни-ка вот это.
– Что это?
Это была фляжка Ричарда.
– Бренди.
– О! – Он явно был доволен. – Настоящее бренди? А-а… ужасно!
– Знаю, но оно прекрасно, когда доберется немного глубже. Выпей еще немного.
– Нет, спасибо. Я чувствую себя хорошо, только очень есть хочется.
– Великие небеса!
– Что мы здесь делаем? – спросил он. – Что случилось? Я хочу знать.
– Все по порядку. Мы ждем здесь… транспорт уехал обратно в Марсель.
Он заговорил быстро, с тревогой:
– В Марсель? В тот магазин? Я не хочу!
– Не в тот магазин, – сказала я успокаивающе. – С этим покончено, С хозяином магазина разобрались. Ты можешь мне рассказать, что там случилось, или тебе неприятно об этом вспоминать?
– Я едва помню. Я принес браслет, он посмотрел на него, затем спросил, где я его взял. Он так странно на меня смотрел, что я подумал, уж не догадался ли он, что браслет краденый, и потому насочинял всякой лжи. Он мне вроде бы поверил и пригласил зайти в офис. Он подошел к комоду, я думал, за деньгами. Но когда он повернулся, в руках у него было полотенце или что-то вроде. Я… я не помню, что случилось потом.
– Хлороформ, думаю.
Запах все еще чувствовался, едва уловимый, сладкий и ужасный. Наверное, Крамер сразу узнал Дэвида. Возможно, Лоран позвонила ему, как только заметила отсутствие мальчика, и рассказала о браслете. Мои руки крепче сжались вокруг Дэвида.
– Господи, что заставило тебя выбрать именно этот магазин из всех магазинов Франции?
– У меня не было денег, – сказал Дэвид, – и я смог найти только этот проклятый браслет. Я думал, Марсель – единственное место в окрестностях, где можно продать подобную вещь и тебе не будут задавать вопросов. Поэтому я отправился туда на попутных машинах. Это заняло вечность. Я носил браслет в два или три магазина, но его не хотели покупать. В конце концов один парень посоветовал мне заглянуть в тот магазин. Он сказал, что хозяин специалист по серебру и, возможно, возьмет вещь.
Он слегка вздрогнул и уткнулся головой мне в плечо.
– Что же ты собирался делать, получив деньги?
– Поесть.
Ответ был быстрым и эмоциональным.
Я взглянула на него.
– Бедняжка! Ты хочешь сказать, что ничего не ел весь день?
– У меня был только ленч с водителями грузовиков, и все.
– Боже мой! У меня в сумке был шоколад, но я потеряла ее. Могу утешить тебя только тем, что если бы тебя усыпили хлороформом с полным желудком, то тошнило бы гораздо сильнее. Ничего, скоро перекусишь. – Я подняла голаву, прислушиваясь, но ни один звук, кроме вздохов сосен, не доносился. – А что ты собирался делать после еды, Дэвид?
– Я хотел вернуться в Ним и поискать папу.
Я вздрогнула.
– Поискать твоего отца?
Он стыдливо взглянул на меня.
– Да. Когда вы уехали из отеля, я решил отправиться за ним.
– Не понимаю.
– В тот день в Ниме – помните? – когда мы убежали от моего отца и я сказал, что боюсь его… Это была неправда. Я начала пересматривать свои идеи заново.
– На самом деле ты никогда не считал его сумасшедшим? Ты никогда не боялся его?
Дэвид ответил презрительно:
– Конечно, нет. Бояться его? Никогда, пока жив, не буду его бояться!
Я сказала беспомощно:
– Тогда, ради Бога, объясни! Я не могу разобраться. Ты говорил, что не хочешь встречаться с ним; сказал, что это вопрос жизни и смерти; выглядел перепуганным. И что все это значило?
– Я боялся, – ответил он серьезно, – ужасно боялся, но за него, а не его. Я попробую рассказать… Можно мне начать с начала?
– Конечно.
Он начал рассказывать чистым тихим голосом, лишенным каких-либо эмоций. Странно было слушать ту же самую страшную историю ночного убийства и предательства из уст ребенка. Она отличалась от изложения Ричарда только точкой зрения.
–…И когда я услышал, что его освободили, то понял, что он поедет в Дипинг. Но он не приехал. Я ждал и ждал, а потом из полиции позвонили миссис Хатчинз – нашей экономке – и сообщили, что папа попал в автомобильную аварию и сильно ранен. Они сказали, что его отправили в больницу. Конечно, я хотел поехать навестить его, но мне сказали, он без сознания и надо подождать с визитом. Потом, довольно поздно, приехала она.
Его голос не изменился, но меня вдруг потрясла холодная ненависть, прозвучавшая в нем. Когда Дэвид продолжил, я начала понимать, что его история ужаснее, чем у Ричарда.
– Она вошла ко мне в комнату. Я не спал, конечно. Она сказала, что была в госпитале, а затем очень, очень осторожно сообщила, что папа умер. Что вы на это скажете?
– Ничего. Продолжай. Она сообщила тебе, что твой отец мертв?
– Да. И добавила, что ехать в госпиталь бесполезно, я не смогу его увидеть – он слишком сильно обгорел. Конечно, – сказал Дэвид, уткнувшись лицом куда-то возле правого уха Роммеля, – я тогда еще довольно плохо соображал. Мне не хотелось уезжать с ней, но я не мог и оставаться в Дипинге, и, в любом случае, что я мог сделать? Папа умер, она – моя мачеха, и я верил, что должен подчиняться ей. Немногое можно сделать, если ты только мальчик. Тогда я еще не привык обдумывать происходящее сам. Теперь научился.
– Знаю, – сказала я горько. Дэвид продолжил:
– Она наняла квартиру возле Буа, и мы там поселились. Относилась она ко мне довольно хорошо, но я был так несчастен, что ни на что не обращал внимания. Я просто слонялся по окрестностям. Однажды я нашел в Буа Роммеля с привязанной к хвосту консервной банкой. После этого стало лучше.
Я спросила мрачно:
– Что же случилось потом?
– Примерно три недели назад она сообщила, что папа жив.
– Господи, как ей удалось объяснить ложь о его смерти?
– Она сказала, что сделала это ради меня. – Серые глаза встретились на секунду с моими, их взгляд ничего не выражал. – Она добавила, что, по словам врачей и полиции, папа пытался совершить самоубийство.
– Дэвид!
