Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 59
– Почему на кладбище? – не понял Воронцов.
– А там что? – Вася указал в сторону затянутой туманом низины, где были захоронены погибшие в бою хорваты. И закончил испуганно и совершенно по-детски: – Вы ходили, а я тут с мертвыми…
– Ну вот те раз, – рассмеялся Фомичев. – Теперь-то чего бояться? Мы уже вернулись.
– Здесь бояться надо живых, – произнес Воронцов.
Вася обвел их взглядом. Потом сказал, немного смущаясь:
– Я вот ваш разговор вчера вечером слушал. Там, наверху. – Он махнул рукой по направлению к укреплению, откуда они пришли.
Фомичев с Воронцовым переглянулись. А Вася вдруг выпалил совершено неожиданно:
– Почему Бог нас бросил?
Игнат даже закашлялся, потом выдавил из себя растерянно:
– Ну ты и загнул, Васек…
Зато Воронцов повернулся к Бурцеву, долго смотрел на него очень пристально. Затем приблизился вплотную и произнес с убеждением, но совсем мягко и тихо:
– Он не бросил нас. Мы сами его распяли второй раз. Мы так крепко прибили его к кресту, что он не может сойти.
– Чтобы наказать нас?
– Чтобы спасти…
Фомичев смотрел на них во все глаза и только беззвучно слегка покачивал головой из стороны в сторону.
– Ладно, – произнес он наконец, выглянул из-за поваленного дерева, прислушиваясь и еще раз внимательно осматривая окрестности. – Пока совсем не рассвело и туман, дуй к нашим. Доложишь товарищу капитану, что здесь все чисто.
– Я мигом, дядя Игнат, – засобирался Вася.
– Не суетись, – напутствовал его Фомичев. – Ступай через поле, как сюда пришли. И под ноги гляди.
Бурцев подхватил автомат, выбрался из их укрытия и, пригнувшись, заспешил в сторону перекрестка дорог, над которым неприступным каменным стражем возвышался древний полуразрушенный замок.
Быков вернулся также бесшумно, как и уходил. Стянул с головы заскорузлую выцветшую пилотку, утер ею пот с закопченного лица. Взоры всех, кто не спал внутри укрепления, устремились на него.
– Чисто, – выдохнул ефрейтор. – И тропинка, и дорога сзади. Никого.
В глазах всех присутствовавших засветилась робкая надежда. И в это мгновение прямо под внешней стеной внизу прогремел взрыв.
– В ружье! – гаркнул Лукин. – Без команды не стрелять!
Все кинулись к окнам. Защелкали затворы. Обороняющиеся приникли к бойницам, напряженно всматриваясь в сторону долины. Но больше оттуда не раздалось ни единого звука. Лишь легкий утренний ветерок уносил оставшиеся рваные клочья тумана. В ожидании нападения прошло несколько томительных минут. Затем Марков кивнул в сторону лестницы, ведущей на верхний ярус:
– Клюев, Куценко! Гляньте, что там.
Паша-Комбайнер с сержантом, соблюдая меры предосторожности, полезли наверх. Вскоре они вернулись. Первым в низком кирпичном проеме возник Клюев, за ним, держа под мышкой два автомата, вошел сержант Куценко. Пашка принес на руках залитого кровью Бурцева. Вася был без сознания, дышал громко и часто-часто.
– Суки! – с яростью зашвырнул оба автомата в угол Куценко. – Растяжку оставили у дороги, под самой стенкой.
– Сюда! – прогудел доктор Головачев и, встряхнув плащ-палатку, быстро застелил ею солому посреди помещения. Вытащил свои инструменты, бросил, не поворачивая головы. – Отошли все!
23
На какое-то время в городе стало тихо и безлюдно. Так бывает перед грозой, когда первому удару шквала предшествуют вдруг несколько мгновений абсолютного, звенящего молчания. А затем, прочерчивая наискось небо, летит зигзагом молния и ее догоняет где-то у линии горизонта оглушительный грохот…
Марков приходил в себя несколько раз на короткие мгновения. Впервые это было ночью – отчетливо услышал под окном на севастопольской улице беготню, топот сапог, лязганье винтовочных затворов. Где-то в переулке раздался чей-то громкий крик. Марков снова провалился в небытие. Затем на следующий день в самой палате были слышны громкие мужские голоса. Показалось, что двигают кровати. Другой тихий, но настойчивый женский голос долго убеждал в чем-то непрошеных визитеров. Сквозь ватную пелену в ушах Марков, не открывая глаз, расслышал обрывки разговора.
– А этот кто таков? – интересовался первый голос, мужской.
– Из мобилизованных, – негромко отвечал голос женский.
– А докумэнты нэ мает? – въедливо спрашивал кто-то еще с малороссийским говорком.
– Да вон шмотье солдатское на полу, – заметил обладатель первого голоса.
– А сапоги-то добрэ…
– Тифозный он.
– Тьфу ты, черт. Ладно, пошли покаместь отседова…
Хлопнув дверьми, они покинули палату. Вечером третьего дня его долго-долго тормошила сестра милосердия. Та самая, которую просил «приглядеть за солдатом» покидавший друга Лукин. Впрочем, этого Марков при расставании с Сашкой уже не слышал. Марков открыл глаза: из розоватого марева, то приближаясь, то удаляясь, на него медленно наползали очертания палаты. Контуры предметов вокруг расплывались. Сделав над собой отчаянное усилие, Марков заставил себя сфокусироваться. Большая изогнутая трещина на потолке сделалась неправдоподобно реальной. Он медленно тер рукой лоб и с удивлением вглядывался в простое и усталое лицо склонившейся над ним сестры милосердия. Затем, усадив на кровати, она поила его с ложечки горячим куриным бульоном. Откуда он взялся, этот бульон, одному Богу было известно.
– Вам надо уходить как можно быстрее, – негромко сказала женщина «солдату».
Марков, все еще не понимая до конца происходящее вокруг себя, тем не менее кивнул благодарно и откинулся на подушку. Ему казалось, что он лишь на мгновение прикрыл глаза, чтобы подумать. Оказалось – проспал до утра. Проспал ровно, глубоко и спокойно.
Наутро женщина пришла в последний раз. Положила на подоконник свернутый морской бушлат. Бушлат был запачкан машинным маслом, с прожженным на локте рукавом. Посмотрела на Маркова с жалостью и мольбой:
– Пожалуйста, если можете, уходите.
И поспешила в коридор, бросив на Маркова от самых дверей полный скорби и отчаяния взгляд. Марков проводил ее глазами и сел на кровати. Палата вокруг него пошла кругом, но он удержался. Протянул руку, потрогал зачем-то пальцами грубое сукно бушлата. Отогнул подушку – револьвера под ней не было. Видимо, его забрала сестра. Свесив голову вниз, обнаружил валяющиеся на полу бриджи и гимнастерку с солдатскими погонами. Сапоги и шинель украли. Горьким отчаянием обожгла одна-единственная мысль – во внутреннем кармане шинели была фотографическая карточка с изображением Вари. Теперь карточка, скорее всего, валяется где-нибудь на помойке. Маркова внезапно охватила отчаянная злость. Одним рывком он поднялся с кровати и, уцепившись за металлическую спинку, в которой не хватало прутьев, встал во весь рост, широко расставив на деревянном полу босые ноги. В первый момент голова закружилась, его отчаянно зашатало. Удержался на ногах, постоял, привыкая. С трудом натянув трясущимися от слабости руками одежду на пропотевшее и грязное нижнее белье, Марков запахнул тесный бушлат. Руки из рукавов торчали чуть ли не до половины, но выбирать было не из чего. Опустился на четвереньки в поисках сапог. Медленно и плавно пришло напоминание – обуви-то нет. Не особо отдавая отчета своим действиям, он прополз по палате несколько метров. Под соседней кроватью обнаружились стоптанные и полуразвалившиеся ботинки, подошвы которых были просто примотаны проволокой поверх носов. Марков поднял голову – кровать рядом была пуста. Подхватив ботинки, он натянул их прямо на босу ногу. Встал и, поджимая пальцы ног, сделал несколько шагов в сторону двери. Растворив ее, вывалился в коридор непосредственно навстречу шедшим со стороны лестницы красноармейцам в длинных кавалерийских шинелях.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 59
