— Это ты теперь так говоришь, ты, которого никогда не осыпало фруктами! — Синдбад с мольбой взглянул на своего слугу, но Джафар лишь сдержанно кашлянул. — Ладно. Если уж делать, так делать как следует. Итак, я расскажу все, как было, и если кто-нибудь из вас решит после этого никогда в жизни не есть больше фиги, меня в этом не вините!
Ахмед, послушный чувству долга, принялся раздавать остальным овощи, пока купец вновь продолжал свою историю.
— Дело было так, — начал он, и теперь рассказ его звучал совсем не так гладко, как те, в исполнении которых он практиковался чаще. — Дайте вспомнить. Я шел всю ночь, стараясь убраться как можно дальше от каннибалов, и все сильнее слабел, потому что целые дни ничего не ел, кроме тех немногих растений, о которых упомянул Джафар.
Надо отметить, что затем я пересек труднопроходимую горную гряду и, спустившись вниз, в долину, был совершенно измучен. Можете представить поэтому, что я был не просто поражен, но засомневался, не сплю ли я, когда услышал все эти… голоса.
Тут он умолк, очевидно собираясь с духом, чтобы продолжить.
— Голоса, которые звучали, казалось, ниоткуда и отовсюду. Ибо, хотя, насколько я мог видеть, других человеческих существ не было в этой залитой лунным светом долине, лишь ряды и ряды усыпанных плодами деревьев, я услышал сперва один голос, потом дюжину, потом больше сотни. И что они говорили мне! — Он содрогнулся и уставился в землю, снова не в силах продолжать.
Я понял, что должен сыграть более активную роль в этой драме.
— И что же они говорили вам? — подсказал я.
— Они говорили… — Синдбад набрал полную грудь воздуха, прежде чем смог продолжить. — Они говорили: «Господин, не желаете ли фигу?»
Он снова умолк, словно давая нам время оценить всю значимость своего признания.
Кто-то должен был сказать это, и, судя по тому, какое направление принимала наша беседа, я чувствовал, что этого ждут от меня.
— Тысяча извинений, о великий и почтенный торговец, — начал я, — но я чувствую, что чего-то не постигаю в вашем повествовании. Умоляю, объясните, что ужасного в предложенной фиге?
— Что ужасного? — не веря своим ушам, вскричал старший Синдбад. — Что ужасного? Нет, разумеется, если съесть одну фигу, ничего страшного, я думаю, не случится. Но мы здесь говорим не об одной фиге. Нет, речь идет о множестве фиг, фрукт за фруктом, тысяча за тысячей, без числа!
Джафар вежливо кашлянул:
— Простите, о талантливейший из мастеров уклонения от истины, но не могли бы вы вернуться к описанию подлинных событий?
— Да-да, конечно, — с вновь обретенной решимостью отозвался Синдбад. — Но вы должны понять, что само упоминание о фигах… — Он остановился и снова тяжко вздохнул. — Ладно. Не буду на этом останавливаться, чтобы успеть завершить свой рассказ.
— Итак, людей в этой долине не было, — продолжал он крепнущим по мере того, как разворачивалось повествование, голосом, — равно как не было никаких обычных источников, естественных или сверхъестественных, из которых можно было бы ожидать услышать голоса. И все-таки они продолжали звучать.
«Фиги — одни из самых сладких фруктов», — говорили они мне. И еще: «В фигах содержатся все жизненно необходимые элементы». И: «Три фиги в день — и услуги похоронного бюро вам не понадобятся». И: «День без фиги — все равно что без солнца!»
О, эти голоса были дьявольски умны!
Но ночь близилась к концу, и я уже видел, как первые отблески утренней зари осветили горы над долиной. Я рассудил, что, если поддержать разговор, все более яркий свет позволит мне наконец увидеть, где прячутся обладатели этих голосов.
«Фиги — фрукты, на которые вы можете положиться!» — произнес очередной голос прямо мне в ухо. Я быстро обернулся, чтобы поймать говорящего, но не увидел ничего, кроме фруктового дерева рядом. И во все разгорающемся свете утренней зари я разглядел, что это действительно фиговое дерево.
Но наличие там деревьев никак не помогало разрешить мою проблему; или так мне тогда казалось. Как, удивлялся я, могут обладатели голосов быть столь неуловимыми?
И тут я понял, что не откликался на голоса и вообще не издавал никаких звуков с того момента, как появился в этой долине. Итак, заключил я далее, если теперь я заведу разговор, возможно, это убедит их наконец показаться.
И я сказал: «Почему же эти фиги такие чудесные?»
Торговец для выразительности хлопнул в ладоши.
— Можно с уверенностью сказать, что меня просто засыпали ответами, ибо тут же раздалось множество голосов.
«Мы сочные!» — говорил один. «Мы вкусные!» — вторил другой. «Мы спелые!» — подхватывал третий. «Мы хотим, чтобы нас съели!» — добавлял четвертый.
«Не оставляй нас гнить на ветках!» — умолял пятый.
Итак, я вступил наконец в желаемый, как мне думалось, контакт. Поскольку, пока звучали голоса, я увидел, что ветви ближайшего фигового дерева отчаянно раскачиваются, — торговец замахал руками, показывая, как именно, — хотя в эту предрассветную тишь не было ни малейшего ветерка. И поэтому я решил повнимательнее приглядеться к фруктам на дереве.
«Мы? — вскричал я в изумлении. — Уж не сами ли фиги разговаривают со мной?»
«Какой умный человек!» — отозвался голос.
«И какой очаровательный рот!» — добавил второй.
«Великой честью было бы попасть в такой!» — продолжал третий.
«И быть разжеванным такими великолепными зубами? — спросил четвертый. — О, о таком едоке можно только мечтать!»
И позвольте вам сказать, изумление мое еще возросло, ибо в разгорающемся свете утра я увидел, что фиги эти были сморщенные и в пятнах, как часто случается с дикорастущими плодами; но что все эти морщины и крапины двигались в такт речи, словно у каждой фиги был крохотный рот, и это множество маленьких ртов издавали те самые голоса, которые я слышал.
Прежде чем продолжать, торговец обвел своих слушателей взглядом.
— Итак, я оказался в долине говорящих фиг. Конечно, я еще не понимал всей истинной опасности.
Я решил определить свое место в этой новой системе вещей. И я спросил: «Вы в самом деле фиги?» И фрукт с дерева ответил мне: «Да, мы необычные, но все-таки фиги». И я спросил еще: «И вы действительно хотите, чтобы вас съели?» Тут фрукты подняли такой шум, что, казалось, ветки разом стонут под ветром и смеются. Потом фиги поменьше умолкли, а одна, висящая выше других и ближе к стволу, которая была раза в два больше всех окружающих ее фруктов, начала говорить. И вот что сказала эта огромная фига:
«У тебя вид опытного путешественника, и ты немало повидал мир. Во время многих странствий ты узнал, что у каждого живого существа — своя божественная судьба. Поэтому одни люди созданы возделывать поля, а другие рождаются для того, чтобы восседать на золотых тронах и получать плоды чужих трудов. Так же и животные — одни, выбиваясь из сил, тащат на себе тяжкий груз, взваленный на них цивилизацией, тогда как судьба других — вольно бегать среди диких, неизведанных земель вдали от человеческих владений. У фруктов и овощей все так же, как у людей и животных; и мы, будучи фигами, тоже должны выполнять свое божественное предназначение. Или, если подвести итог: рыбы должны плавать, птицы должны летать, а фиги должны быть съедены».
