Книга Ледяная дева [= Сказочник ] - Наталия Орбенина

Сердюков вошел в темный кабинет и некоторое время даже постоял в нерешительности, так как ничего не увидел. Сумрак царил вокруг, и вдруг в углу что-то зашуршало.

— Барин, дозвольте лампу принести, а то ведь хоть глаза коли! Неудобно же, гость! — просипел лакей.

— Неси, — раздалось из угла.

Голос звучал безучастно и равнодушно. Лакей поспешил принести лампу, и ее неровный свет выхватил из темноты хозяина дома. Землистого цвета лицо, многодневная щетина, черные круги вокруг глаз, нервные дрожащие руки.

Сердюков еще раз представился, не вполне уверенный, что лакей доложил правильно.

— Полиция? — переспросил Нелидов, как будто до этого он и вовсе не осознавал, что к нему явился посторонний человек. — Это славно, это просто замечательно! — И он рассмеялся диким неприятным смехом.

Сердюков многое перевидал на своей службе, но смехом его встречали не часто.

— Полиция — это очень кстати! — хозяин наконец вылез из своего угла и протянул гостю обе руки, сложенные вместе. — Вот, вяжите меня, арестуйте скорее — и делу конец! Слава богу, теперь все закончится!

— Что закончится? — Сердюков на всякий случай немного отступил назад, к двери. Вид хозяина и его тон наводили на мысль о скудости его душевного здоровья.

— Не притворяйтесь, что не знаете, к кому приехали. Ведь вы в самом логове Синей Бороды! Слыхивали о таком? — Нелидов явно раздражился и на следователя смотрел вызывающе.

— Разумеется. О Синей Бороде я читал в детстве страшную сказку, — последовал миролюбивый ответ, — но вы-то тут при чем, сударь?

— А, не притворяйтесь, дурно притворяетесь, неумело! — Нелидов махнул рукой с досадой. — Вы же все знаете! Я полагаю, что госпожа Алту… то есть Горшечникова, вам все с подробностями рассказала. Вы же вот, как я погляжу, — он выглянул окно, — на ее лошади прибыли?

«Нет, еще не сумасшедший, коли примечает посторонние обстоятельства. Скорей измученный, доведенный до истерического состояния, это, пожалуй, верней!» — мелькнуло в голове у Сердюкова.

— Вы не сомневайтесь, — продолжал с неестественной улыбкой Нелидов. — Это я убил последовательно всех своих жен. Двух в Германии, одну в Петербурге. И так же покушался на убийство возлюбленной моей Софьи Алексеевны. Но мне не удалось этого сделать.

— Дозвольте узнать, почему? — Сердюков склонил голову и стал похож на большую птицу с длинным клювом.

— А, черт его знает! — Нелидов пожал плечами. — Не вышло на сей раз! — И лицо его снова исказилось улыбкой, но это была скорее не улыбка, а страдальческая гримаса, которая немыслимым образом уродовала красивое лицо литератора.

— Вы позволите спросить вас. Если вы убили всех этих несчастных женщин и признаете это, то как вы это сделали?

Нелидов прошелся по комнате. Следователь не спускал с него глаз, а рука его готова была в любой момент выхватить верный «смит-вессон».

— Самое парадоксальное, что я не могу толком ответить вам на этот очевидный вопрос. Я знаю только одно, что я пишу нечто, что потом превращается в реальное событие. Или похожее на то. То есть я конструирую некие обстоятельства, а потом они впрямую или аллегорическим образом воплощаются в судьбе той женщины, которая в данный момент занимает мое сердце.

— Мистическое провидение? — Сердюков с трудом удержался, чтобы в его голосе не звучало очевидной иронии.

— Да! Да! — Нелидов воздел руки к потолку, полы халата, в который он кутался, хлынули вниз. — Да, вы удивлены? Да, я умею притягивать смерть, я умею делать ее романтически красивой! Да, я сама смерть!

— Сударь, сударь, простите мне мое упорное нежелание видеть ситуацию вашими глазами. Все-таки я полицейский. Вы все же объясните мне, как вы эту самую смерть осуществляли? Как топили, убивали, из окошка выкидывали?

Нелидов метнул на собеседника презрительный взгляд. Этот приземленный человек, этот полицейский не понимает, что имеет дело совершенно с иной субстанцией, которая неподвластна скудному рациональному рассудку! Он, Нелидов, — проводник невидимых сил, которые через него правят миром и осуществляют свою волю!

— Вы помните что-нибудь, какие-нибудь подробности? — продолжал выпытывать настырный полицейский.

— Нет, я ничего не помню, — в голосе Нелидова мелькнула растерянность. — Видимо, у меня лунатизм. Я сомнамбула, я ничего не помню, как я убивал!

— И такое бывает. — Сердюков согласно кивнул. — Ну, уж коли мы затронули медицинские темы, вам никто не говорил, что вы больны расстройством сознания?

— Я сам себе это говорю сто раз на дню! — резко ответил Нелидов. — Послушайте, к чему эти расспросы? Все равно, кроме меня, их никто убить не мог. Везите меня хоть в тюрьму, хоть в больницу для умалишенных. Мне все равно, у меня в душе такой кошмар, что не пожелаешь и врагу! Я сам себе самый страшный судия!

— Это чья перчатка? — Перед лицом Нелидова вдруг резко появилась находка, сделанная на пруду. Тот отпрянул от неожиданности.

— Понятия не имею, должно быть… нет, не знаю. А где вы ее нашли? Зачем она вам?

— Мы с Филиппом перед тем, как приехать в дом, заехали к пруду и обошли место преступления. Там я обнаружил, что полынья была выдолблена заблаговременно, потом лед затянулся, а сверху налетел снег. Ничего не видно, все снова ровненько. А расколотый лед перенесен на берег и сокрыт под снегом, чтобы не бросалось в глаза, что тут кто-то нарушил поверхность пруда. Этот человек и потерял там свою перчатку. Она примерзла, и он ее не нашел подо льдом и снегом. Как вы думаете, мистическая сила способна носить перчатки и ворочать ломом тяжелый лед? Впрочем, ей, мистической силе, все подвластно! — Сердюков едва заметно усмехнулся.