— Если кто-нибудь увидит, что они вошли сюда, — мы пропали.
— А что поделаешь? Как говорила Коринна по поводу неаполитанской хвори: вся жизнь — это риск.
Жюмель с удивлением оглядела новых гостей.
— Ба, да я их знаю! Это Симеони и его невеста. Ребята, как вам пришло в голову укокошить эту скотину?
Вместо ответа Симеони прошептал:
— Можно попросить пить?
— Да, но только воды. Хватит с меня одного выпивохи в доме.
Жюмель двинулась по коридору.
— Ступайте за мной и, вот увидите, без компании не останетесь. С мая месяца наш дом превратился в нечто вроде гостиницы. На нас большой спрос, учитывая, что все бегут к нам бегом.
Она провела их на кухню, сняла со стены черпак и налила две чашки воды. С жадностью напившись, Джулия и Симеони немного успокоились.
— Надо подумать, где их устроить, — сказала Жюмель Мишелю. — На верхнем этаже уже живут Мованы, Бланш на чердаке, рядом с твоим кабинетом. В гостиной спит этот франт Луи Поль, и я подозреваю, что он мочится в камин. И остаются только детская, каморка Кристины и наша спальня.
Мишель развел руками.
— Мы отдадим им нашу комнату. Другого выхода нет. А сами будем спать с детьми.
— Которых уже пятеро. Прощай, сон.
— Нам бы не хотелось причинять вам столько хлопот, — сказала Джулия севшим голосом.
— Глядите-ка! Странно это слышать от тех, кто только что совершил преступление и устроил целую революцию.
Иронический взгляд Жюмель потеплел.
— И все-таки мне нравятся влюбленные, и я уступлю вам свою постель. Вы такая красивая. Только смотрите пользуйтесь ею с вашим другом лучше, чем мы с Мишелем. Мишеля все меньше и меньше интересует то, что у меня между ног, разве что раз в год, когда ему приходит охота заиметь еще ребенка. Не следуйте его примеру. Ваше чрево, если им умело пользоваться, могло бы отвратить друга от бутылки. Воспользуйтесь случаем и замените ему ложное наслаждение настоящим. Заставьте его пошевелить бедрами. Тем более что непонятно, сколько времени вам придется здесь провести.
Мишель спрятал смущение за сухой фразой, брошенной гостям:
— Я дам вам убежище, но требую — повторяю: требую, — чтобы вы рассказали правду о своем преступлении. Вы не профессиональные убийцы, значит, вас кто-то на это вынудил. Мне нужно его имя. Понятно?
Джулия отпила еще воды, потом вздохнула:
— Это очень сложная история…
— Не важно. Мне надо знать ее в деталях. Обещаете?
— Обещаю.
— Хорошо. А теперь идите отдыхайте, Жюмель вас проводит.
Мишель поднял палец:
— И запомните: опасность не миновала. Мы все в опасности.
Словно в подтверждение этих слов, снаружи донесся сильный шум вперемежку с конским топотом и ржанием. Кто-то постучал в дверь. На верхнем этаже заплакали дети.
Жюмель вздрогнула.
— Пойду возьму арбалет?
— Нет, это бесполезно. Отведи этих двоих наверх. Попробую еще раз выкрутиться.
Мишель подошел к двери и взялся за задвижку. Подождав, пока жена и двое гостей поднимутся, он открыл дверь.
Перед ним стоял Бертран, избитый, весь в пыли, но улыбающийся.
— Мишель, есть хорошие новости!
— Какие?
Бертран указал на улицу. Целая колонна ополченцев под конвоем всадников, интендантов и управляющих имениями двигалась к стенам города. В батраках не чувствовалось никакой свирепости. Они старались держать строй и идти как можно скорее.
— Капитану д'Изнару пришла блестящая идея, — со смехом объяснил Бернар. — Он велел созвать землевладельцев со всей округи, а те приказали крестьянам немедленно вернуться к работе, если они не хотят ее потерять. Мятеж прекратился как по волшебству. Как видишь, поденщики хоть и уныло, а возвращаются на поля. А вдова Кюрнье все еще на помосте и проклинает их за измену.
— Убийцу поймали? — с тревогой спросил Мишель.
— Нет. Тот, кто стрелял, выскочил в окно с другой стороны дома Мованов и удирал, как заяц. И знаешь, что я подозреваю?
— Что? — спросил Мишель с бьющимся сердцем.
— Та шлюшка, на которую я указал тебе на площади, Джулия Чибо-Варано, похоже, знает, кто стрелял. Я видел, как она мчалась за ним следом, словно хотела поймать. Мне надо ее допросить.
— Войдешь в дом? — Голос Мишеля охрип от волнения.
— Нет, — ответил Бертран. — Я должен сначала поймать эту женщину.
Он махнул брату рукой и умчался прочь.
ТОВАРИЩИ
Лицо мельника Лассаля посинело; казалось, он вот-вот задохнется от злости. А может, дело было в холодном зимнем воздухе, который проникал в каждую щель старого амбара, служившего помещением для собраний.
— А я говорю вам, что он гугенот! — орал мельник. — Когда двадцать шестого августа прошлого года король объявил амнистию тем, кого подозревали в кальвинизме, из его дома вышла целая процессия еретиков. Там были и Мованы, и две какие-то женщины, и человек, как две капли воды похожий на убийцу Кюрнье. И он их всех прятал!
Собрание загудело. Падре Михаэлис втайне порадовался, но сделал скептически-равнодушное лицо.
— Если доктор де Нотрдам и гугенот, то он никак этого не выказывает. Он ходит к мессе, посвящает свои альманахи либо Папе, либо кому-нибудь, кто имеет репутацию ревностного католика, как, например, барон де ла Гард. Не вижу, где таится опасность.
Краем глаза Лассаль увидел, что многие закивали, и взвился от негодования:
— Где опасность? А я вам скажу где! Нострадамус становится день ото дня знаменитее. Предсказания расходятся мгновенно, пророчества выдержали бог знает сколько изданий. За гороскопами к нему приезжают из Парижа и Германии. Известно, что ему доверяет сама Екатерина Медичи, а сюда, в Салон, чтобы побеседовать с ним, приезжала Маргарита Наваррская, а за ней целый хвост аристократов и принцев крови. Даже епископ Безье Лоренцо Строцци вызывал его к себе, когда заболел.
— Ну и что? — сказал пекарь, сидевший на последней скамье.
— А то, что мы имеем гугенота, который стал самым знаменитым из граждан Салона. Хотите знать, что получается на практике? Каналья окружной предводитель, который знаться с ним не желал в прошлом году, теперь его обожает. С теми, кто пользуется успехом, всегда так. Оборванцы выстраиваются к нему в очередь…
— А что им еще остается? — отозвался мелкий лавочник, стоявший, прислонившись к бывшей кормушке. — Он лечит их бесплатно, да к тому же раздает богатую милостыню.
— Это все уловки, чтобы привязать их к себе. Если завтра новый король, Карл Девятый, даст нам волю расправиться с еретиками, достаточно будет одного слова Нострадамуса, чтобы вся беднота поднялась против нас. А он это слово скажет, уверяю вас. Все его друзья — гугеноты чистейшей воды. Бедняга Кюрнье пожертвовал собой впустую.
