– Я его уже прочитала, – тихо сказала девушка. Сеньор Аргуэльо вздохнул и тоже отвел глаза в сторону.
Наступила такая глубокая тишина, что стало слышно, как где-то на улице, вдалеке, процокала копытами лошадь, а на окне зажужжала муха.
– Это правда? Ошибки быть не может? – все так же тихо и как будто бы совсем спокойно спросила Кончита. Мать не выдержала и отвернулась к окну.
– Да, это правда, – твердым голосом ответил отец.
И тогда Кончита упала на пыльный ковер и пронзительно закричала.
Глава IXХ
Калифорния, Санта-Барбара, 1816 г.
Спрятаться от палящего летнего солнца и жаркого воздуха было негде. От них не спасали ни нависавшие над дорогой ветки с густой листвой, ни широкополая шляпа, ни легкий кружевной зонтик. Время от времени трясущаяся в тесном экипаже Кончита снимала шляпу и принималась обмахиваться ею на манер веера, но от этого тоже было мало толку. Пот градом катился у нее по спине и по лбу, носовой платок, который девушка сжимала в кулаке, был совсем мокрым, фляжка с водой, предусмотрительно взятая с собой в дорогу, почти опустела… Кончита с завистью вспомнила открытые и, конечно же, ужасно неприличные, но зато такие удобные в жару наряды молодых индианок и их детей, к которым она ехала, и шумно вздохнула. Одеться бы сейчас в такую же коротенькую юбочку и едва прикрывающую грудь накидку – насколько ей стало бы легче переносить жару! Девушка не смогла сдержать улыбку, представив себе лица родителей и старших братьев, увидевших ее в таком невероятном наряде. Они, конечно, были бы в ужасе и в ярости, а скорее всего, просто не поверили бы своим глазам и не узнали свою любимую, но всегда доставлявшую им одно лишь беспокойство дочь! А вот Николай, хоть и был бы несказанно удивлен таким ее поступком, наверное, понял бы ее правильно…
Улыбка мгновенно исчезла с лица девушки, словно ее там и не было. Раскаленный воздух, в котором ей только что было так тяжело дышать, остыл и заледенел, тихий скрип колес и рессор экипажа превратился в зловещий скрежет. Девушка медленно опустила руку с зажатой в ней шляпой и закрыла глаза. Из-под черных густых ресниц по ее щекам покатились слезы.
Повозка продолжала катиться по неровной дороге, сидевший впереди кучер все так же лениво подгонял измученных жарой мулов, и ему даже в голову не могло бы прийти, что его очаровательная юная пассажирка не видит ни зелени вокруг, ни пробивающихся сквозь нее солнечных лучей, не чувствует запаха цветов и океана, не слышит звонкого щебета птиц. А Кончита так и сидела с закрытыми глазами, боясь пошевелиться или всхлипнуть, боясь выдать свое горе каким-нибудь звуком. Все ее лицо было мокрым от слез, но она не вытирала их и лишь все сильнее сжимала в кулаке скомканный платок.
Она опять подумала о Николае как о живом! Опять забыла, что его давно нет, и представила, как когда-нибудь, когда они встретятся, расскажет ему об индейских нарядах. А он, слушая ее, тоже представит, как она могла бы выглядеть в такой одежде, и рассмеется…
Не сдержавшись, Кончита негромко всхлипнула и тут же испуганно прижала платок ко рту. К счастью, кучер ничего не услышал – он так и остался сидеть к ней спиной, глядя вперед, на дорогу, и тоже время от времени поднося к лицу платок, чтобы вытереть выступающие на лбу капли пота. Ему по-прежнему было жарко, а его пассажирка тряслась от зимнего холода. Того самого холода, в котором десять лет назад в далекой Сибири замерзал Николай Резанов. Который уже десять лет подряд охватывал девушку, стоило ей хоть на минуту вспомнить о своем погибшем женихе, и заставлял ее дрожать, как бы тепло или даже жарко ни было вокруг.
– Прости меня… – неслышно, одними губами прошептала Кончита, сама не зная, за что просит прощения. – Прости, если можешь…
Она вытерла слезы и попробовала приоткрыть глаза, но тут же снова зажмурила их – повозка выехала из тени на открытое пространство, и в лицо ей ударили яркие прямые солнечные лучи. Девушка успела только увидеть знакомую дорогу, плавно сворачивавшую в небольшую рощицу, за которой находилось поселение индейцев, но разглядывать ее не стала – свет слишком сильно резал ее заплаканные глаза.
Дорога между тем стала более ровной, экипаж уже не трясся на ее колдобинах, а лишь плавно, убаюкивающе раскачивался из стороны в сторону. Девушка снова прислонилась к обитой мягкой тканью стенке экипажа и застыла, глубоко дыша и постепенно успокаиваясь. Уходящая за поворот дорога так и стояла у нее перед глазами, словно Кончита продолжала держать их открытыми. А потом она вдруг оказалась не в повозке, а на краю этой дороги и быстрым шагом двинулась по ней вперед, стараясь не отвлекаться ни на что вокруг и вообще как можно меньше смотреть по сторонам. Ей надо было спешить, ее ждали в индейском поселении, у нее было там очень много дел, а оттуда ей нужно было не слишком поздно приехать домой, чтобы помочь матери по хозяйству. Ей нельзя было ни останавливаться, ни даже просто замедлить шаг – тогда она не просто не успела бы переделать все, что запланировала, тогда могло случиться что-то по-настоящему страшное! Может быть, даже ее жизнь закончилась бы, если бы она перестала рваться вперед и загружать себя самыми разными обязанностями. И поэтому Кончита спешила, не обращая внимания на жару, почти бежала, боясь даже мельком увидеть возле дороги что-нибудь интересное или о чем-нибудь задуматься.
Потом она и вовсе перешла на бег. Дорога стала неровной, девушка часто спотыкалась и путалась в длинной юбке, но все-таки бежала, по-прежнему не обращая внимания на местность вокруг. Задыхалась от жары и висящей над дорогой пыли, но бежала…
– Сеньорита Аргуэльо, приехали! – прозвучал у нее над ухом вежливый голос кучера, и девушка, вздрогнув, открыла глаза. Она больше не бежала, она снова сидела в экипаже, который уже не раскачивался, а неподвижно стоял на земле.
– Как мы быстро… – удивленно пробормотала девушка, жмурясь от яркого света. Во сне она была уверена, что бежать по дороге ей придется еще очень долго.
– Задремали? Неудивительно, на такой-то жаре! – ласково и чуть снисходительно улыбнулся ей возница. Кончита потянулась и зевнула, прикрыв крошечной ладошкой рот. Было все так же жарко, и больше всего на свете ей хотелось снова заснуть и продремать еще хотя бы пару часов. И чтобы сны при этом были спокойными и приятными, чтобы в них не было этого тревожного бега по бесконечной дороге…
Вспомнив только что увиденный сон, девушка окончательно вернулась к реальности и со вздохом выбралась из экипажа, опираясь на заботливо протянутую ей руку кучера. Сквозь буйную зеленую листву, которая теперь окружала повозку со всех сторон, еле заметно просвечивали белые стены миссии. Кончита провела рукой по растрепавшимся в дороге волосам, взяла с сиденья сумку с тетрадями и улыбнулась кучеру:
– Как всегда, освобожусь в семь часов. Может быть, задержусь немного.
Кучер кивнул с ироничной усмешкой: он-то хорошо знал, что молодая сеньорита Аргуэльо задерживается в миссии всегда и «немного» в ее понимании означает как минимум час и что она может задержаться и вовсе допоздна, если с кем-нибудь из ее подопечных случится какая-то неприятность. Но Кончита не заметила иронии в его взгляде и, кивнув ему в ответ, легкой походкой заспешила к спрятавшемуся в листве зданию. Воспоминания о Николае отодвинулись в сторону, затаились на время в самом дальнем уголке ее души – теперь мысли девушки были заняты работой, и она не давала себе отвлекаться ни на что другое.
