Книга Privatизерша - Макс Нарышкин

Через месяц после того, как Большой Вад покинул Англию, увозя из нее не самые лучшие впечатления от разговора с Лещенко, он не вернулся в США, а прилетел в Россию. Москва встретила его так же равнодушно, как и Лондон. Но с чего бы это вдруг Москве понадобилось аплодисментами встречать людей, путешествующих по миру в поисках друзей?

Через три дня Морозов, все еще находясь под впечатлением отказа бывшего банкира, разыскал Яковенко. В первый момент ему показалось, что лучше бы он его вообще не искал. Лучше бы он потерял его в потоке дней, забыл как об ошибке. Но кто мог представить, что бывший маститый чиновник Яковенко, этот всесильный Аркаша, превратится за четырнадцать лет просто в — Аркашу?

Отсидев четыре года по надуманной статье, — это ему так казалось, что статья надуманная, у суда же было иное мнение, — у суда всегда два мнения, как два виски бывает в баре у хозяина: для своих и залетных, — Аркаша вернулся в столицу в твердом убеждении начать жизнь сначала. Однако первые же встречи с бывшими подчиненными и начальниками продемонстрировали Аркаше изменчивость природы бытия. Его то не узнавали вообще, то сдержанно просили перезвонить (он знал, что это есть самая издевательская форма отказа), в лучшем же случае предлагали денег. Последнее прямо указывало на то, что встречи нежелательны. За четыре года изменилось все: отношения, политика, деньги. И он был в этой суматохе лишним, перышком, которое никак не могло приземлиться во время порыва ветра. Его прежний вес был утрачен, набрать нового было негде, четыре года превратили в ничто двадцать пять лет кропотливого труда.

Оставалось последнее. Помня старые общие дела кое с кем, кто остался на плаву, но от дружбы открестился, Аркадий Яковенко перешел в наступление. За неделю он посетил восьмерых действующих чинарей и двоих генералов, которых он помнил еще подполковниками. Поскольку постоянного адреса приехавший с севера бывший чиновник не имел, искать его, чтобы обезопаситься, было невозможно. Аркаша это знал. Да и информация была такого порядка, что, если бы он двинул ее по месту назначения в короткие сроки, чинари и генералы лишились бы не только премиальных.

А поэтому, здраво рассудив, они не сговариваясь решили поделиться. Вернее будет сказать, отстегнуть на проживание, поскольку для них запрашиваемые суммы были сущим пустяком, а для Аркадия Яковенко состоянием. За короткий срок он из нищего зэка превратился во владельца полуторамиллионного состояния. Однако вкладывать их в недвижимость или в дело не торопился, ибо цель у него была иная…

Валя четыре года кедры в Красноярском крае, Яковенко каждый день думал о том, как будет искать человека, уничтожившего всю его жизнь. Жена ушла. Вернее, улетела. С каким-то купчишкой в Рим. Прихватив, как бы между прочим, его бизнес и все, что имелось у обоих. Следователи не отказали ей в удовольствии посмотреть ролики с рекламой лучшего лекарства от половой немощи. Оказывается, лучшее средство — это шлюхи. И Аркашина жена отказалась играть роль декабристки. Она отобрала у ходока дело, сбережения, будущее, валеночки и варежки. Она не оставила ему ничего.

В лучшем случае Аркаша мог обратиться за отъемом половины в суд, но каков процент вероятности того, что двуликое правосудие будет беспристрастно к судимому за должностные преступления и хищения бюрократу? В то же самое время синьорита Яковенко (он даже не знал ее нынешнего имени), благочестивая супруга уважаемого в Италии дона, говорят, понесла даже, чего никак не могла сделать с Аркашей. На чьей стороне перевес, он знал.

Словно граф Монте-Кристо наоборот — голый и бездомный, он выходил из ворот лагеря с одной-единственной мыслью — найти и покарать. Его слуха не достигало весеннее щебетание птиц, нос не улавливал дыхания марта, он был словно заряжен на одну-единственную цель — найти.

Сорок восемь месяцев он думал о человеке, погубившем его. И чем дольше думал, тем сильнее впадал в панику. Никто из тех, кто находился в ту ночь в сауне, не мог подставить, поскольку сам присутствовал. Лещенко?.. Безумие! Говорят, он сам после той ночи исчез и до сих пор нигде не появился. Чуев? Ха!.. Этот сопляк сам себя боится. Редактор? Быть не может.

Аркаша ждал освобождения.

Дождавшись, отправился прямиком в Москву.

Месяц он жил на съемной квартире, проедая заработанные лесничеством рубли. А через месяц, когда он почувствовал, что начинает спиваться, отправился на охоту. И вскоре, когда в руки ему попали деньги, он стал замечать, что успокаивается. Словно прислушавшись к совету Соломона, гарантировавшему, что все проходит, он стал заливать ненависть алкоголем и обнаружил, что сразу ее залить невозможно, но по частям получается очень даже неплохо.

И когда он уже почти успокоился, произошло событие, заставившее его отрезветь и снова возненавидеть.

Однажды в дверь его постучали, и Аркаша, привыкший к безопасности, прошел в коридор. В последнее время к нему много кто приходил. Так, по мелочи: участковый, который попивал вместе с арендатором, а потому не поднимавший вопрос о регистрации, хозяин двух табачных киосков Рубен, занимавший у Аркаши по десять тысяч долларов ежемесячно и с тем же постоянством долг возвращающий. Сосед Николай Николаевич, любитель шахмат, нардов и шашек — словом, всех деревянно-фигурных игр…

Но в тот вечер пришел неизвестный. Он стоял на пороге с сумкой на плече, одетый с иголочки, — Аркашин глаз еще не разучился подмечать такие частности, — и от него пахло прошлой жизнью.

— Кто вы и что вам нужно?

— Вы Аркадий Яковенко? — спросил гость.

— Лучше скажите, что вам нужно.

— Если я напомню вам баню, истопленную по-черному летом девяносто четвертого, вы меня впустите?

Аркашино сердце дрогнуло, и ненависть зашевелилась, ожила как замерзший и перенесенный в тепло аккумулятор.

Он распахнул дверь, и гость вошел, брезгливо посматривая по сторонам. Обстановка ему не понравилась. Стол, стул, диван, компьютер на столе… Какое-то убежище террориста из ирландской шайки.

— Что, не нравится? — со злобой поинтересовался Яковенко.

— Надеялся на другое. — Вошедший бросил сумку под стол, наклонился и вынул из нее бутылку виски, горлышко которой не было изуродовано акцизной маркой. — Настоящее шотландское. Из чего будем пить?

Увидев стакан и кружку, подавил вздох. Было видно, что разочарование его не покидает, а, напротив, усугубляется.

— Так, так, так… — пробормотал он, когда они без тоста выпили. Поднялся со стула и стал ходить по комнате. — Комп, не гармонирующий с кривым диваном… телефонная резетка проведена недавно… А все для чего? Для входа в Сеть. Для чего живущему в спартанских условиях человеку нужен Интернет?

— Кто вы, черт вас побери?! — прорычал Аркаша.

— Похоже, что я попал в квартирку, в которой обитает человек себе на уме. Ну, что же, похвально… господин Яковенко, вас сдали. Вас засняли в бане специально, чтобы сдать. Я так думаю, что вы слишком близко приблизились к чужим деньгам, и вас, на всякий случай, удалили.