Техник протянул распятие Соне.
— Ты не можешь его подержать, пока я схожу за тряпкой?
Соня не решилась взять в руки распятие и сама пошла за тряпкой. Только вернувшись обратно, она заметила сидевшего в одном из резных кресел доктора Штаэля.
— Перевернутый крест — это сатанинский символ, — сказал он, обращаясь к ней. — Так сатанисты глумятся над христианской святыней.
— У меня есть другая версия.
Соня села рядом с доктором Штаэлем и, рассказав ему о прочитанном отрывке из легенды «Миланский черт», прокомментировала все семь знамений. Штаэль слушал, держа в руке очки и глядя в потолок. Соня предпочла бы увидеть его привычную ироничную полуулыбку, но он слушал с таким серьезным выражением и пониманием, что она с каждой минутой все больше убеждалась в правоте своих предположений.
— И кто же, по-вашему, может за этим стоять? — спросил он, когда Соня умолкла.
Она рассказала ему о Рето Баццеле и об уликах, указывавших на него как на виновника всех перечисленных инцидентов.
— Может быть, кто-то, посвященный в эту историю, решил продолжить ее?
— Точнее, довести ее до конца, — тихо ответила Соня.
— А что по этому поводу говорит фрау Петерс?
— Она упорно отказывается принимать все это всерьез. Может, вы поговорите с ней?
Он улыбнулся.
— Может, мне стоит посоветовать ей как следует угостить пожарников после очередной учебной тревоги?
— Да, сделайте это.
Выходя из библиотеки, она взглянула на нишу, в которой теперь уже правильно висело очищенное от пыли распятие, и еще раз вернулась к доктору Штаэлю.
— А вы уже были здесь, когда фрау Феликс заметила, что оно перевернуто?
— Нет, я, похоже, пришел через несколько минут после этого.
знаешь кто здесь?
кто?
мать фредерика
откуда она знает где ты?
угадай
shit[30]
она взяла на себя роль почтальона
ничего не подписывай
не подпишу
а пианист?
великолепно играет
Постучав в третий раз, она услышала шаги, а потом звук отпираемого древнего замка. Дверь с тяжким скрипом отворилась, и она увидела ту самую маленькую старушку в черном.
— Buna saira, — произнесла она, явно не узнавая Соню и окидывая ее недоверчивым взглядом.
— Добрый вечер, я хотела бы видеть господина Казутта.
Старушка повернула выключатель рядом с дверью. В подъезде зажглась лампа и залила матовым блеском отшлифованные временем булыжники перед крыльцом.
— Вы ведь уже были здесь, верно? — спросила старушка, еще раз, при свете, оглядев гостью.
Соня кивнула.
— Ну, тогда вы знаете, где его искать. Только вряд ли вы сможете с ним поговорить.
Она взяла своей ревматической рукой воображаемый стакан и опрокинула его в рот.
Дверь в квартиру Казутта была полуоткрыта, и через этот проем на площадку темной лестницы падала едва заметная полоска серого дневного света.
— Господин Казутт! — тихо позвала Соня.
Из крохотной кухни воняло помойкой. Со дня ее первого визита беспорядок принял здесь еще более зловещие формы.
— Вы дома, господин Казутт? — позвала она чуть громче.
Никто не откликался. Затаив дыхание, она прошла через кухню к открытой двери гостиной.
— Есть тут кто-нибудь?
Она открыла окно. С улицы повеяло сырой прохладой, запахло дымом от мокрых дров.
Казутт лежал на кровати, подложив под голову левый локоть. Правая рука свисала на пол, а изо рта протянулась струйка слюны.
Соня, преодолев отвращение, коснулась рукой его плеча.
— Господин Казутт! Вы в порядке?
Он не шевелился. Соня потрясла его за плечо.
— Алё! Просыпайтесь!
Казутт открыл налитые кровью и пустые глаза и вновь закрыл их.
Соня пришла, чтобы потребовать от него прямого ответа, был ли он посвящен в план Рето Баццеля и знал ли, кто завершил его реализацию.
Она выглянула в окно. Во дворе стоял какой-то мужчина и смотрел наверх. Увидев Соню, он продолжил свое занятие и принялся нагружать в тележку сложенные в штабель дрова.
Она захлопнула окно, а уходя, закрыла за собой обе двери. Ну, что ж, во всяком случае, ее подозрение, что это сам Казутт перевернул распятие, было окончательно развеяно.
Облака, словно клочья парусов больших кораблей, неслись над лесистым склоном противоположной стороны долины. Вечер еще не наступил, а в гостиных и кухнях старых домов уже горел свет. Не успела Соня выйти на улицу, как дождь забарабанил ей по плечам, словно все это время подкарауливал ее.
У крыльца одного из многоквартирных домов ее окликнула какая-то женщина. Это была Ладина, мать больного ребенка. Соня поддалась на ее уговоры переждать дождь у нее дома.
Они прошли в комнату, обшитую светлым кедром, и Соня села на угловую скамью. Ладина убрала лежавшее перед ней на столе вязанье. В кровати на колесиках спал ее сын.
— Обычно в это время я с ним делаю процедуры. А сегодня, благодаря тебе, пусть лучше поспит.
Ладина принесла кофе, достала из резного шкафчика бисквитное печенье и тоже села к столу.
— Она сказала, что он никогда не научится по-настоящему ходить, если мы бросим лечение.
— Ах, не слушай ты эту старую ведьму! — отмахнулась Соня.
Ладина испуганно посмотрела на нее.
— Ты веришь в ведьм?
— Конечно, нет.
— А я верю.
Ладина помолчала немного и продолжила:
— Она перед каждым сеансом молилась с нами за успех лечения. Правда, она всегда читала какие-то молитвы, которых я не знаю. И во время сеанса она тоже иногда что-то бормотала. Заклинания, что ли. Кристоф плакал не только от боли, а еще и от страха. Он ее боится.
— Я думаю, она член какой-нибудь секты.
— Ведьмы — это тоже секта.
Кофе был слишком горячим. Соня поставила чашку на стол.
— У нас в отеле происходят странные вещи.
— Знаю. В такой маленькой деревне, как наша, новости разлетаются быстро.
— Мы думали, что все это проделки Рето Баццеля. Но теперь его нет, а все продолжается.
Ладина ничего не ответила. Ее молчание показалось Соне многозначительным.
— Ты знаешь легенду о Миланском черте?
