Была полночь. Ровно двенадцать часов.
Небо было усеяно звездами. Подмораживало.
Стрелка выбралась из уютной машины и вскоре застучала зубами от холода. Следопыт притащил охапку сучьев и запалил костерок.
– Какого дьявола в такую рань притащились, – сказала Стрелка, отогревшись. – Теперь дуба тут давай по вашей милости.
– Ты, девушка, дьявола-то не поминай! – строго сказал Танцор, ковыряясь с лэптопом. – Это самая для него удобная посадочная площадка.
– Он, по-твоему, с небес, что ли, спускается?
– Не знаю, не имел счастья… – бубнил Танцор, сосредоточив все свое внимание на жидкокристаллическом дисплее. – Ни разу счастья не имел… И кто там, и откуда… И зачем…
Могила Гуськова несколько преобразилась с тех пор, как её в последний раз видели Следопыт с Танцором. Холмик теперь венчал массивный металлический крест, выкрашенный в синий цвет. Что было абсолютно правильно. Потому что одеяльце, в которое заворачивают новорожденного мальчика, перевязывают синенькой ленточкой. Для девочек нужна красная ленточка. Вокруг холмика соорудили оградку. Внутри был столик и скамейка. Все честь по чести, чтобы прийти и помянуть.
– О! – заорал радостно Танцор.
– Не орал бы, дедушка, – не преминула съязвить решившая позлопамятничать Стрелка. – Не хрена тут всякую нечисть привлекать.
– Молчи, Стрелка. И радуйся! Работает, блин! Нам уже пол-ящика айлавьюшников насыпали. Работает, распространяется! Давай, буди Деда. Пусть старый порадуется.
– Как же, порадуется он. После вчерашнего.
– Ничего, я ему чабреца заварил. Там, в термосе. Как огурчик через десять минут будет.
Стрелка пошла к джипу.
– Ну что, Следопыт, как думаешь, сработает? – спросил Танцор, нервно затягиваясь сигаретой.
– Хрен его знает, – ответил тот откровенно. – Вообще-то я все точно сделал. Как Дед велел. Да и Дед сегодня в ударе был. Меня аж тряхануло током, когда я до него дотронулся. Так что…
Подошел Дед, на которого Стрелка накинула одеяло. Однако это не очень-то помогало. Деда здорово трясло.
– Ты, Дед, стаканчиком-то не руки грей, – сказал Танцор. – А пей из него. Это чабрец. Отличная штука. Да и к костру придвигайся.
Дед начал пить, все ещё смутно представляя, где он и что с ним.
И опять все замолчали. Лишь потрескивали сучья в костре, да хлюпал страдающий Дед.
Довольно скоро он оклемался. Огляделся, понял, куда и зачем его привезли. Спросил Танцора:
– Ну как, работает?
– Работает, Дед, отлично работает. Уже по всей Сети расползлось.
– О, ровно час, – сказал Следопыт, посмотрев на часы. – Через десять минут.
Опять все замолчали. При этом все уже не смотрели на огонь, а повернулись лицами к могиле, ярко освещенной полутора дюжинами фар, подфарников, пово-рошников и стоп-сигналов.
Наступила мертвая тишина.
И вдруг далеко, в деревне, завыла собака. Тут же к ней присоединилась вторая, третья… И вскоре все слилось в один сплошной вой.
Налетел резкий порыв ветра. Над костром взвился. сноп искр.
Стрелка, оробев, прижалась к Танцору. Он обнял её за плечо и почувствовал ладонью легкую дрожь.
Остро ощущалось, как что-то вокруг нагнетается. Что-то смутное, непонятное, недоступное взгляду, как шахта позвоночника.
Над головой резко сверкнуло…
И Танцор увидел, как крест плавно пошел от изголовья могилы туда, где были ноги, поворачиваясь при этом вокруг вертикальной оси по часовой стрелке. На долю секунды замер в противоестественном состоянии. А потом пошел назад.
Вдруг почувствовал, что Стрелка уже не справа от него, а слева!
Крест вернулся лишь для того, чтобы с ещё большей скоростью отправиться к ногам Гуськова. И совсем скоро это превратилось в бег. Потом в мелькание.
Что происходило со всем остальным пространством, было неясно. Потому что яркое пятно могилы окружал непроницаемый мрак. Вероятно, то же самое, поскольку собачий вой доносился то слева, то справа.
Но могила, и все, что попадало в свет фар – друзья Танцора, соседние оградки, кусты и небольшие деревца, джип и «БМВ» – все это с возрастающей скоростью сновало бешеным челноком. И вскоре стало похоже на кляксу гуаши, которую капнули на чистый лист бумаги, а потом этот листок согнули пополам, прогладили ладонью и опять развернули.
Вскоре стало тяжело. Физически тяжело – дышать стало трудно, сердце бешено молотилось, причем то слева, то справа. Танцор заметил, что несчастного Деда рвет, когда тот проносился мимо…
«Невыносимо», – хотел простонать Танцор. Но рядом была Стрелка, которой стало бы ещё хуже…
Движение замедлилось…
И совсем скоро все остановилось.
И вдруг могила разверзлась. Отчего в воздухе разлилось серное зловоние.
И из могилы появился Маньяк. Но не успел он сделать и трех шагов, как растворился в воздухе.
Тут же появился ещё один Маньяк. Но и этот оказался очень недолговечным. Потом ещё один Маньяк… И еще… И еще…
Когда двадцать шестой Маньяк бесследно растворился в воздухе, из могилы, опершись руками на её край и кряхтя, начала вылезать Изольда.
– Помоги, – сказал Танцор Следопыту.
Вслед за первой Изольдой вылезла вторая. А потом и третья. И все они начали с недоумением рассматривать друг друга.
«Куда же их теперь всех селить-то?» – подумал Танцор, пожалев, что не сообразил набить Маньяку морду перед растворением.
Затем из могилы вылезли живые и невредимые:
– бизнесменша Ирина Суржикова;
– журналистка Лидия Старикова;
– следователи Жуков и Самарин;
– маркетолог Людмила Янкилевская;
– преподавательница Лидия Акулова;
– крупье Елена Афанасьева;
– телефонистка Галина Загорулько;
– безработная Татьяна Лиховцева;
– юрисконсульт Альбина Строева.
– Ну, вроде все, – сказал, тяжело дыша, подошедший Следопыт.
– Считал? – спросил Танцор.
– Считал. Слушай, надо бы Суржикову как самую богатую за пивом послать.
– Где оно в два-то часа ночи? Иди, у меня в багажнике есть.
Но тут из могилы вылезли ещё восемнадцать человек мужского и женского пола. Все одетые сугубо по-домашнему, в халатах, пижамах, а то и просто в трусах до колен, в тапочках на босу ногу.
– Кто такие? – строго спросил Следопыт.
