– Это тоже, – сказала она. – Снимай.
Его нагота позабавила их. Мужчины прокомментировали его пенис, а женщина совершила несколько обходов вокруг него, оценивая его тело, словно он был статуей на пьедестале. Габриэль подумал, что, наверное, он для них своего рода легенда, зверь, появлявшийся среди ночи и убивавший молодых воинов. «Вы только посмотрите на него, – казалось, говорили их глаза. – Он такой маленький, такой обыкновенный. Как же он мог убить столько наших братьев?»
Женщина буркнула что-то по-арабски, чего Габриэль не разобрал. Трое мужчин, вооружившись ножами и ножницами, взялись за его сброшенную одежду и изрезали ее в клочья. Ни один шов, ни одна подшивка, ни один ворот не избежали их резни. Одному Богу известно, что они искали. Второй радиомаяк? Спрятанный радиопередатчик? Какое-то дьявольское изобретение евреев, которое позволит ему, выбрав время и место, умертвить их всех, а самому бежать? Какое-то время женщина с самым серьезным видом наблюдала этот идиотизм, потом посмотрела на Габриэля. Дважды она снова обошла его голое тело, задумчиво прижав маленькую руку к губам. И всякий раз, как она проходила перед Габриэлем, он смотрел ей в глаза. В ее взгляде было что-то клиническое, это был взгляд профессионала и аналитика. Он чуть ли не ожидал, что она сейчас вытащит диктофон и начнет диктовать свой диагноз: «Шрам со вздутиями в квадрате верхней левой груди – след пули, выпущенной в него Тариком аль-Хурани, да восславит Аллах его доблестное имя. На большей части спины шрамы, похожие на наждачную бумагу. Происхождение шрамов неизвестно».
Обыск его одежды не дал ничего, кроме груды изрезанной хлопчатобумажной ткани. Один из арабов собрал обрезки и бросил их на каминную решетку, затем облил керосином и поджег. Когда одежда Габриэля превратилась в пепел, они снова окружили его: женщина стояла впереди, двое арабов встали по бокам, а тот, что был шофером, – сзади. Араб, стоявший справа, лениво помахивал клюшкой для гольфа.
Для подобных ситуаций существовал ритуал. И Габриэль знал, что в него входило избиение. Начала женщина с церемониального удара по лицу. Затем она отступила и предоставила право мужчинам. Хорошо рассчитанный удар по коленям клюшкой для гольфа свалил его на пол. А там началось и настоящее избиение – град пинков и ударов, нацеленных, казалось, на каждую частицу его тела. Габриэль сдержал крики. Он не хотел дать им почувствовать удовлетворение, как и не хотел заставить их изменить планы, подняв по тревоге соседей – хотя в этой части города никто не попытается вмешаться, увидев, что трое мужчин избивают до полусмерти еврея. Все кончилось так же внезапно, как и началось. В ретроспекте все выглядело не так уж и страшно – ему пришлось пережить кое-что и похуже от рук Шамрона и его головорезов в Академии. Эти по крайней мере не слишком поработали над его лицом – это дало Габриэлю основание считать, что он должен выглядеть презентабельно.
Его оставили в покое, когда он лежал на правом боку, защищая руками гениталии и подобрав колени к груди. Он чувствовал на губах кровь, и левое плечо одеревенело от того, что самый крупный из трех арабов несколько раз пинал его ногой. Женщина швырнула ему на лицо полиэтиленовый пакет и велела одеваться. Он попытался сдвинуться с места, но не смог ни перекатиться на другой бок, ни сесть, ни поднять руки. Наконец один из арабов схватил его за левую руку и заставил сесть. Раненое плечо дало себя знать, и Габриэль впервые застонал от боли. Это, как и его нагота, вызвало смех.
Ему помогли одеться. Арабы явно ожидали, что к ним попадет более крупный мужчина. Неоново-желтая рубашка с надписью «Марсель!» поперек груди была ему велика. Белые брюки слишком широки в талии и слишком длинны. Дешевые кожаные шлепанцы едва держались на ногах.
– Можешь встать? – спросила женщина.
– Нет.
– Если мы сейчас же не выедем, то опоздаем на твой следующий контрольный пункт. А если ты опоздаешь на следующий контрольный пункт, ты знаешь, что произойдет с твоей женой.
Перекатившись так, чтобы встать на четвереньки, Габриэль после двух неудавшихся попыток сумел подняться. Женщина пихнула его между лопаток, и он, спотыкаясь, двинулся к двери. Он подумал о Лие и о том, где она сейчас? Упакована в спальный мешок? Заперта в багажнике машины? Заколочена в деревянном ящике? Понимает ли она, что с ней происходит, или – благодарение Богу – считает, что это еще один из эпизодов бесконечно терзающего ее кошмара? Это ради Лии он держится стоя и ради Лии ставит одну ногу перед другой.
Трое мужчин остались в доме. Женщина шла на полшага позади Габриэля, перекинув через плечо кожаную сумку. Она снова подтолкнула его – на этот раз к «мерседесу». Он прошел, спотыкаясь, через пыльный палисадник, где валялись игрушки. Перевернутые машинки, ржавая пожарная машина, кукла без рук и солдатик без головы – Габриэлю все это казалось следствием одной из искусно сооруженных бомб Халеда. Он инстинктивно подошел к машине со стороны пассажира.
– Нет, – сказала женщина. – Машину поведешь ты.
– Я не в состоянии.
– Но ты должен, – сказала она. – Иначе мы опоздаем, и твоя жена умрет.
Габриэль нехотя сел за руль. Женщина села рядом с ним. Закрыв дверцу, она сунула руку в сумку и, вытащив оттуда «Танфольджо ТА-90», направила его в Габриэля.
– Я понимаю, что ты можешь в любую минуту отобрать его у меня, – улыбнулась она. – Если ты так поступишь, тебе от этого не станет лучше. Уверяю тебя, я не знаю, где находится твоя жена, как не знаю и нашего конечного пункта. Мы вместе совершаем это путешествие – ты и я. Мы с тобой партнеры в этом предприятии.
– Как благородно с твоей стороны.
Она ударила его пистолетом по щеке.
– Осторожней, – сказал он, – эта штука может выстрелить.
– Ты хорошо знаешь Францию, да? Ты здесь работал. Ты убил здесь много палестинцев.
Габриэль молчал, и она ударила его вторично.
– Отвечай же! Ты работал здесь, да?
– Да.
– Ты убивал здесь палестинцев, да?
Он кивнул.
– Тебе стыдно? Скажи громко.
– Да, – сказал он. – Я убивал здесь палестинцев. Я убил здесь Сабри.
– Так что ты хорошо знаешь дороги Франции. Тебе не нужно тратить время на консультации с картой. Это хорошо, потому что у нас немного времени. – Она дала ему ключи. – Поезжай в Ним. У тебя на это час.
– Но это же по крайней мере в ста километрах отсюда.
– Вот я и предлагаю тебе прекратить разговоры и вести машину.
Он поехал через Арль. Рона, серебристо-голубая, вся в водоворотах, текла под ними. Переехав через реку, Габриэль нажал на акселератор и приступил к последнему броску на Ним. Погода была как назло великолепная: ярко-синее небо без облаков, в полях цветут лаванда и подсолнечники, холмы купаются в таком ясном свете, что Габриэль на расстоянии двадцати миль видел абрис скал и провалы в них.
Женщина спокойно сидела, скрестив щиколотки, на коленях у нее лежал пистолет. Габриэль недоумевал, почему Халед выбрал именно ее сопровождать его на смерть. Потому что ее молодость и красота так резко контрастировали с изувеченной Лией? Или это было своеобразным оскорблением по-арабски? Хотел ли Халед еще больше унизить Габриэля тем, что ему отдавала приказы красивая молодая женщина? Чем бы ни был мотивирован поступок Халеда, она была хорошо натренирована. Габриэль убедился в этом при их первой встрече в Марселе и снова – в доме в Мартиге, да видел это и сейчас по ее мускулистым рукам и плечам и по тому, как она держала револьвер. Но больше всего его заинтриговали ее руки. У нее были коротко обрезанные грязные ногти гончара или человека, работающего на воздухе.
