— Не напрягайся, — отказался я от гостиничных апартаментов. — Как только доберусь до машины — сразу уеду из этой грёбаной Западной Украины. Не понравилось мне ваше национальное гостеприимство.
— Как хочешь, — пожал плечами Олег. — Приказ Персикова. Номер в гостинице «Турист» на твое имя уже оплачен. Хочешь — уезжай, хочешь — нет. Мне до фени. Пойдём, провожу…
Мы вышли из здания и направились к въездным воротам. Я в последний раз окинул взглядом территорию, так замечательно меня приютившую в последние сутки, и, с превеликим удовольствием толкнув плечом одного из стоящих в узком проходе КПП боевиков, вышел наружу.
И сразу увидел Колесника. Он, вжавшись в водительское сиденье «Жигулей», дремал и даже не шелохнулся, когда я тихо открыл соседнюю дверцу и сел. Пришлось шлепнуть его ладонью по плечу. Колесник вздрогнул, широко, как пучеглазая жаба, открыл глаза, подпрыгнул и достал головой до крыши. Потом все-таки сообразил посмотреть направо.
— У-у, чёрт, напугал… — сказал он таким тоном, которым обычно поминают нечистого и сразу же крестятся. — Так и заикой можно остаться.
— Документы. — Я протянул руку.
Колесник непонимающе поморгал, вероятно, ещё не до конца проснувшись, затем понял, что от него требуется, и полез в карман.
Получив техпаспорт на «восьмёрку» и мой собственный, я коротко бросил: «Вылезай!» и первым вышел из машины, Мы поменялись местами, я повернул в замке зажигания ключ и завел мотор.
— Довезу тебя до города, если скажешь, как туда ехать.
— Э-э, да тебя что, в спальном мешке сюда везли, друг?! — рассмеялся он, но, заметив на моём лице выражение крайнего презрения к его драгоценной персоне, замолчал. — Сто тридцать километров до Львова, — он пожал плечами. — Прямо и налево. Долго налево. Там кругом указатели!
Когда мы выехали на шоссе, я попросил у него сигарету.
— Персиков снял на моё имя номер в «Туристе».
— Ну и что?
— Мне этот номер не нужен. — Я надавил на кнопку прикуривателя. До Колесника дошло через двадцать секунд.
— Слушай, так я могу?! Если тебе не надо, а всё равно оплачено! Возьму девочек, водки… — Он заискивающе посмотрел на меня. — Давай заедем, скажешь администратору, что я за тебя, а?
— Две минуты. Мне некогда.
— Конечно, конечно! Слушай, а может, и ты с нами?! Такой сейшен организуем — мама родная!
— У меня в этом городе уже был сейшен. Век не забуду…
Я предупредил администратора гостиницы, что Колесник вместо меня будет пьянствовать «в номерах» в течение ближайших суток, а сам, сделав только небольшой перерыв на посещение междугородного телефонного узла, развернул машину строго на север и помчал к границе с Белоруссией.
Рамоны всё равно не было дома. Придется нагрянуть сюрпризом. Мое, будто сошедшее с полотна обдолбанного художника, лицо произведет на неё неизгладимое впечатление.
За прошедшее с момента переворота время жизнь в стране здорово изменилась. По дороге до маленького провинциального эстонского городка Пярну мне пришлось пересекать четыре, теперь уже государственные, границы, на каждой из которых неизменно дышащие перегаром пограничники по полчаса сличали мою собственную физиономию с той фотографией, что была прилеплена рядом с фамилией Полковников, а бравые таможенники, у которых жажда взятки была написана жирными буквами прямо на лбу, готовы были разобрать автомобиль до последнего винтика, лишь бы в очередной раз предотвратить попытку нелегального вывоза с их исторической Родины двухсот граммов соленого прибалтийского сыра. Но с автотуристом из Западной Украины их ждал конкретный облом. Не повезло, бывает.
В Пярну я въехал уже поздно вечером. В отличие от Львова, здесь снег еще даже не начинал таять. Высокие сугробы были повсюду. Но даже они не могли скрыть под своей толщей очарования тихого, уснувшего до очередного пляжного сезона курорта. В тот день я впервые отметил про себя, что мне очень давно не хватало этого города с его уютными кафе, маленькими, почти игрушечными магазинчиками, никуда не спешащими прохожими и, конечно, морем, скованным сейчас метровым слоем ледяных торосов.
В доме Рамоны горел свет. Если я еще не забыл расположение комнат, то вполне может быть, что она сидела у компьютера и писала свой очередной бестселлер. Я припарковал машину прямо возле ворот, привычным движением открыл калитку и направился через укрытый пушистыми шапками снега сад к заветным трем ступенькам. Снег, отраженный голубым сияндем появившейся на чистом небе луны, тихо хрустел под ногами. Проезжая через Ригу, я все-таки сменил одежду и купил новые туфли. Сейчас я был очень похож на банкира. Только вот физиономия явно не вписывалась в общую картину. Ладно, до свадьбы заживет.
Я поднялся по ступенькам под изящный черепичный козырек у входа и надавил кнопку звонка. Спустя минуту послышались мягкие торопливые шаги, сбегавшие по лестнице со второго этажа дома. И… собачий лай. Какой-то удивительный — я раньше не слышал ничего подобного. Шаги остановились у двери.
— Кто там? — настороженно, но достаточно дерзко спросила Рамона.
Я набрал полную грудь холодного морозного воздуха и почти по слогам произнёс тщательно заученную фразу.
— Хозяйка, не сдадите комнату бездомному майору Советской Армии? — Эти семь с половиной слов я произнёс на «чистом» эстонском, едва не сломав свой несчастный язык. Господи, кто только придумал такое ужасное, словно к зубам прилипла ириска, тягучее произношение? Несчастные эстонцы!
Через пять секунд две горячие нежные ручки обвили мою шею, а чуть влажные мягкие губы намертво прилипли к моим, истерзанным и разбитым.
— Я тебя люблю, — шепотом произнесла Рамона мне в самое ухо и тихо, как будто боясь потревожить сон спящих в соседних коттеджах соседей, засмеялась. Затем слегка отстранилась, осмотрела мой смазанный портрет и укоризненно покачала головой: «Что мне с тобой делать, негодный мальчишка? Опять подрался». И все?! Я, понимаете, ожидал бури эмоций, а тут… Что ни говори, а северный темперамент сказывался во всем. Ну ничего, сейчас мы тебя разогреем!
Я снова услышал этот странный лай и вдруг ощутил, как что-то мягкое и гладкое трется мне о ноги и тихо попискивает.
— Познакомься, это Гарик. — Рамона наклонилась, и у неё на руках оказался щенок мраморного дога. Он был как две капли воды похож на того… погибшего. Только в пять раз меньше. И в десять раз — смешнее. — А это, Гарик, тот самый дядя, которого, начиная с сегодняшнего дня, ты будешь регулярно цапать за ноги, а утром стаскивать с него одеяло! — Рамона неожиданно протянула его мне.
Оказавшись у меня на руках, Гарик со знанием дела обнюхал доселе незнакомое, вдоль и поперек обклеенное лейкопластырем лицо, чихнул и вдруг быстро и точно лизнул меня в нос.
— Это значит, что можно войти, — перевела с собачьего Рамона, схватила меня за рукав и быстро втянула в дом вместе с огромным клубом морозного зимнего пара.
