наступавших с фланга, бросились в атаку, остальные на долю секунды задержались, обходя мертвое животное. Этого времени графу хватило, чтобы нанести один за другим два удара. Первым ударом он рассек одному из врагов голову, вторым — разрубил руку второму. Тем временем третий противник ударил его саблей в плечо. Он метил в промежуток между панцирем, защищавшим грудь рыцаря, и железным наплечником — и добился своего. Острие сабли разрубило бы плечо графа, но под доспехами была тонкая и прочная кольчуга генуэзской работы. Острая дамасская сабля рассекла несколько стальных колец, но при этом утратила силу удара, и граф отделался легкой раной.
Смуглый воин отступил, изготовившись к новому удару. При этом его нога попала в стремя мертвого коня. Граф сделал ложный выпад, противник отшатнулся, нога его запуталась в стремени, и он потерял равновесие. Воспользовавшись этим, граф взмахнул мечом и отсек смуглолицему воину голову. Смуглая голова покатилась по камням, страшно вращая темными глазами.
— Спасибо, старый друг! — проговорил Балдуин, благодарно взглянув на мертвого коня. — Даже после смерти ты помогаешь мне в бою!
Впрочем, у него не было времени на пустые разговоры: остальные пятеро противников, обойдя труп коня, наступали на него смертельным полумесяцем.
— Еще раз предлагаю тебе, граф Балдуин, — заговорил их предводитель, — мы пощадим тебя, если ты отдашь нам то, что получил от греческого монаха!
— Теперь это звучит не так убедительно, как первый раз, — насмешливо проговорил граф. — Пятеро против одного — это недостаточно, чтобы победить Балдуина Фландрского!
Противники, не удостоив его ответа, продолжили наступать.
На этот раз их предводитель умело руководил наступлением, отдавая короткие приказы на незнакомом гортанном языке. Смуглые воины приближались к графу, постепенно сжимая его в кольцо. Граф еще держался, но он начал уставать, тяжелые доспехи и раненое плечо делали его неповоротливым.
— Пресвятая Дева! — воскликнул он, отбивая очередную атаку. — Пресветлая Небесная Царица, помоги мне победить этих неверных, ибо не только моя жизнь стоит на кону, но и священная реликвия, вверенная моему попечению!
— Никто тебе не поможет, — отозвался предводитель смуглых воинов. — Настал твой смертный час, Балдуин Фландрский!
И в этот миг неподалеку раздался громкий топот конских копыт, и из-за поворота улицы показался отряд крестоносных всадников во главе с рослым рыцарем в серебристых доспехах, с пышным лазоревым плюмажем на шлеме.
— На помощь! — воскликнул граф, узнав своего соратника Готфрида Бульонского. — На помощь, именем Пресвятой Богоматери!
— Вперед! — воскликнул Готфрид, пришпорив своего коня, и его всадники, как божья гроза, обрушились на смуглых воинов.
В считаные минуты они были перебиты.
Только предводитель лежал на земле с открытыми глазами, придавленный ногой графа Балдуина.
— Кто ты такой? — спросил его граф, склонившись над ним. — Кто вы такие?
— Мы — служители древней финикийской богини Иштар, — ответил тот слабеющим голосом. — Не думай, граф Балдуин, что ты можешь победить нас…
— Я уже победил тебя! — проговорил граф грозно. — Твоя жизнь пришла к концу!
— Моя жизнь ничто перед лицом великой Иштар, — голос смуглолицего стал еще тише. — Ты же не будешь знать ни минуты покоя, пока не отдашь нам то, что получил от грека. На мое место придут десятки, сотни беспощадных воинов, и рано или поздно они заставят тебя вернуть священную реликвию…
— Этому не бывать! — сурово отрезал граф.
— Это свершится рано или поздно, потому что такова воля Великой Иштар!
Смуглый воин захрипел и затих, по его телу пробежала судорога смерти.
К графу подошел спешившийся Готфрид.
— Ты поступил легкомысленно, брат мой, — проговорил он с легкой укоризной, — не стоило разъезжать по городу без надежной охраны, здесь хозяйничают шайки мародеров. Особенно такому знатному и славному рыцарю, как ты.
— Ты прав, брат мой, — ответил Балдуин, — я ехал с многочисленной свитой, но увидел шайку мародеров, которая грабила монастырь, и велел своим воинам изгнать их из монастыря и примерно покарать, сам же поехал дальше, полагаясь на силу своего меча.
— Я не сомневаюсь в твоей силе и доблести, однако ты так дорог всем нам, брат мой, так дорог крестоносному воинству, что стоило оставить при себе хотя бы несколько хороших воинов.
— Я подумал, что мародеры не нападут на вооруженного рыцаря. Вряд ли для них я представлял интерес в городе, полном сокровищ.
— Тем не менее они на тебя напали. Чего они хотели от тебя, брат мой?
— Я не успел их об этом расспросить, а потом… потом спрашивать было уже некого.
Граф Балдуин сам не знал, отчего не сказал своему другу и боевому соратнику о даре греческого монаха и о том, что требовали у него смуглолицые воины.
Алене снился странный, удивительный сон.
Ей снился огромный, шумный, многоязычный южный город. На его площадях и рынках толпились смуглые черноволосые люди, которые торговались и спорили на десятках языков, покупали и продавали скот и пряности, вино в кожаных мехах и оливковое масло в глиняных кувшинах, быстроногих коней из степной Скифии и выносливых верблюдов из дальней Аравии.
И над всем этим ярким, шумным, пряным многоголосьем возвышалась огромная ступенчатая пирамида, огромная башня — зиккурат, обитель бессмертных богов.
Голоса людей, скрип колес, ржание коней, крики ослов и верблюдов сливались в нестройную, но величественную музыку.
Вдруг все эти звуки затихли, люди расступились, освободив дорогу удивительной процессии.
Посреди широкой улицы шли мужчины в одинаковых черных мантиях, расшитых золотыми звездами, и в высоких головных уборах, мужчины с завитыми, выкрашенными хной бородами. Это были халдеи, служители зиккурата.
Следом за ними на золотой колеснице везли хлеб и фрукты, следом за этой колесницей храмовые рабы вели белорунных овец и черных коз — жертвы, предназначенные бессмертным богам.
И последними, в самом конце процессии, под охраной воинов зиккурата, шли две женщины в разорванной одежде, со связанными руками…
С ужасом и удивлением Алена узнала в одной женщине Алю, другая тоже была ей чем-то знакома.
«Да это же я!» — сообразила она.
Ну да, это лицо она ежедневно видит в зеркале. Но все, кроме лица, было совершенно другое. Волосы были длинные, спутанные и гораздо светлее, чем у нее
