уже не от него? – предположила я, и он просто пожал плечами.
Мы стояли и смотрели на окна моей квартиры – ждали, когда в них загорится свет, и тут я краем глаза увидела, что из-за самой большой из елей, под которые мужики сваливали снег, появилась какая-то темная фигура и вытянула в нашу сторону руку.
Был в ней пистолет или не был – не разглядеть, но в таких случаях лучше перебдеть, чем недобдеть.
«На мне броник, а на Родионове – нет», – мгновенно промелькнуло у меня в голове, и я изо всех сил отбросила Николая Николаевича в сторону.
Он этого не ожидал и упал. Я едва успела инстинктивно закрыться единственным, что у меня было – сумкой, как раздался выстрел.
Меня отбросило назад, и я плашмя рухнула на землю, ударившись головой. Но я на это даже не обратила внимания – боль в груди была настолько сильная, что заглушала все остальное, и дышать стало нечем.
Я, как выброшенная на берег рыба, хватала ртом воздух, но это мало помогало. Звуки доносились до меня, как через вату.
– Полиция! Стой! Стрелять буду! – крикнул какой-то мужчина, и тут же раздался выстрел.
Потом началась перестрелка, затем где-то недалеко взревел мотор, следом – второй, машины уехали, снова послышались звуки выстрелов и грохот автомобильной аварии, но все это меня уже не волновало – вздохнуть бы полной грудью – и уже счастье.
– Татьяна Александровна, как вы себя чувствуете? – спросил Родионов, стоявший на коленях рядом со мной. – Потерпите! Сейчас «Скорая» приедет.
Я собралась с силами и прошептала:
– Лада… К ней… Там… Не… Добьют…
– Вы хотите, чтобы вас отвезли в клинику Полянской, потому что там вы будете в безопасности? – уточнил он, и я закрыла глаза. – Понял, сейчас я с ней свяжусь, – пообещал он, поднялся на ноги и явно не без трепета душевного позвонил Полянской: – Клавдия Петровна? – осторожно начал он. – Это Родионов. Простите за поздний звонок. Тут… – он замялся, – Иванову немножко подстрелили. Она к вам в клинику хочет.
Полянская мигом забыла о своем высоком положении и высказалась так живописно и громко, что услышала даже я.
– Вас там уже ждут, – отключив телефон, скромно сообщил Родионов. – Вы встать можете?
Я лежала и прислушивалась к своим ощущениям, когда к нам подбежал Куликов.
– Товарищ полковник! Мы их взяли! И стрелка, и водителя! Они у меня в багажнике! – сообщил он.
– Мы – это кто? – уточнил Родионов.
– Да мы с другом мимо ехали. Смотрим, вы стоите и машины наши рядом. Значит, случилось что-то. Вот мы и притормозили – вдруг помощь потребуется? – объяснил Геннадий.
«Господи! Какое счастье, что я нахожусь под защитой таких замечательных парней!» – подумала я и окончательно расслабилась.
Тут рядом со мной на корточки присел Рамзес и сказал:
– Так, мадам, мужской стриптиз вы сегодня уже видели, сейчас приступим к женскому, – и стал расстегивать на мне пуховик, одновременно крикнув куда-то в сторону: – Пуля кому-нибудь нужна или ее можно выкинуть? И нож дайте!
Подбежал какой-то мужчина, дал ему нож, а сам пинцетом достал из броника пулю и ушел. Рамзес разрезал на мне джемпер, расстегнул на бронике липучки по бокам и, запустив под него руки, стал меня осторожно ощупывать в том месте, куда попала пуля.
Он периодически спрашивал, больно мне или нет, и если больно, то насколько, просил глубоко вдохнуть, но я на это только хныкала и просила скорее отвезти меня в больницу – так приятно было чувствовать себя слабой.
– Мадам! Прежде чем транспортировать ваш организм, надо решить, в каком положении: сидя или лежа. А то пошевелим мы вас, а вдруг перелом или внутреннее кровотечение? – объяснил он.
– Вы врач? – спросил его Родионов.
– Я воевал, – очень серьезно ответил ему Рамзес. – И в меня вот так же не раз стреляли. И я знаю, какие могут быть последствия, – а потом вынес свой вердикт: – Можно везти, но полулежа, то есть с откинутой спинкой. Ваш «Мерседес» подойдет, на нем полицейские номера, никто не остановит, да еще и мигалка не помешала бы.
– Вы серьезно? – обалдел Николай Николаевич. – Может, лучше «Скорую» подождать?
– Уважаемый! – вкрадчиво начал Рамзес, но в его голосе слышались такие раскаты грома, что Зевс обзавидовался бы. – Эта дама только что убрала вас с линии огня, хотя любая другая на ее месте спряталась бы за вами. А она подставилась сама.
– Но ведь ясно же, что это было покушение на нее, а не на меня, – раздраженно возразил Родионов.
– А вы класс стрелка как определили? По запаху? Или по цвету? – тем же тоном продолжал Рамзес. – А если он мазила? И промахнулся бы по ней? И попал в вас? Она ради вас жизнью рисковала, а вам для нее машины жалко? Так что будьте ей благодарны и скажите своему водителю, чтобы он мигалку присобачил и отдал мне ключи. Или ваша жизнь стоит дешевле машины?
– Да, берите, конечно! – воскликнул Николай Николаевич. – Но мой водитель поедет с вами – вы же дорогу не знаете.
Рамзес не стал возражать и, вернувшись ко мне, пропел:
– Поедем, красотка, кататься!
Поднимали меня он и Куликов.
Пока я лежала, боль как-то утихла, но вот при движении тут же вернулась. Повиснув на них, я, шипя сквозь зубы, шла короткими шагами, потому что никак не могла вдохнуть полной грудью и задыхалась и нам приходилось останавливаться.
Наконец меня усадили на переднее пассажирское сиденье, спинка которого была уже откинута до упора, пристегнули ремнем безопасности и дали в руки мою простреленную сумку. За руль сел Рамзес, а водитель Родионова – позади него.
– Первый раз в жизни вижу штурмана, который сидит сзади, – хмыкнул Рамзес.
И мы рванули с места с включенной мигалкой и завывая сиреной, на такой скорости, что водитель Родионова, которого я видела краем глаза, явно шептал какую-то молитву и постоянно крестился.
А уж что началось за городом! Рамзес закладывал такие виражи, что душа уходила в пятки, и я просто закрыла глаза – будь что будет! А ничего
