Симеркет удивленно поднял брови:
— Снова исины? И они снова явились ниоткуда, чтобы разорить этот маленький египетский храм, и потом снова так же быстро исчезли?
Шепак проигнорировал его горькую иронию.
— Они пришли пешие, примерно в полночь, крича и ругаясь. Перебудили целый квартал. Их видели многие — не только египтяне, живущие по соседству, но и темноголовые.
— Или думали, что видели, — пробормотал Симеркет. Он встал, повернувшись к Шепаку: — Можешь сделать мне одолжение?
— Конечно. Все, что угодно.
Симеркет снял несколько золотых и серебряных колец с пояса и отдал их Шепаку.
— Присмотри, чтобы тела моих друзей отнесли в Дом очищения. Местные жители знают, где он. Отдай священникам эти кольца и скажи, что ты просишь, чтобы они получили наилучшее бальзамирование.
Шепак поморщился, но кивнул, зная, как важны эти действия для египтян.
— Пока ты там будешь, я попрошу тебя сделать кое-что еще, — с трудом выговорил Симеркет, опустив глаза.
Бывший полковник напрягся в ожидании приказания.
— Что именно?
— Попроси их проверить записи за прошлую зиму. Узнай, не бальзамировали ли они женщину по имени Найя.
Шепак в ужасе запротестовал.
— Тебе не кажется, что это надо сделать тебе самому? — спросил он. — Ты сможешь описать ее им. Я не смогу.
— Скажи, что она была очень красивой и ей было только двадцать три года. Ее кожа была цвета пепла, а глаза как Нил в сезон разлива…
Симеркет отвернулся, не в силах продолжать, и направился к лестнице, ведущей к тайному тоннелю под храмом.
— Куда ты идешь? — окликнул его Шепак.
Ответа не последовало. Симеркет уже скрылся.
— Я должен ее увидеть, — решительно заявил Симеркет, намереваясь пройти в ворота.
Привратник оттолкнул его.
— Господин, будьте благоразумны. Я сказал вам, что Нидаба еще не проснулась…
Симеркет изо всей силы толкнул створку ворот. Они распахнулись, громко ударившись о стену. Он уверенно прошел через главный вход в сад. Стражник взлетел по наружной лестнице на второй этаж, бросая через плечо испуганные взгляды, как будто Симеркет был каким-то варваром, вознамерившимся похитить его хозяйку.
Из садов Симеркет перешел во двор и стал ждать на веранде. От палящего солнца цветущая виноградная лоза почти засохла. Шелковые подушки на диванах казались полинявшими. Без приглушенного, мягкого света светильников магия этого дома исчезла, и он напоминал сейчас дворец мертвого волшебника из какой-то старинной народной легенды.
Вскоре Симеркет услышал шум у себя над головой. На балюстраде стоял молодой человек, потягивающийся и протирающий глаза от яркого света. Стражник протянул ему развевающуюся тунику, которую тот надел, спускаясь по лестнице.
— Симеркет! — обратился он к сидящему. — Что ты здесь делаешь?
Симеркет встал навстречу юноше. Тот был очень бледен, его подбородок зарос голубовато-черной утренней щетиной.
— Я пришел, чтобы повидать Нидабу, — твердо сказал Симеркет. — Это важно. Отведи меня к ней.
На мгновение молодой человек потерял самообладание. Бросив тревожный взгляд на служителя, он закрыл лицо руками, пряча улыбку.
— О Боже, — произнес он, — какими же наивными могут быть египтяне!
Тут Симеркет насторожился и стал разглядывать юношу. Его ногти были покрыты золотой пылью, в крошечных морщинках возле глаз еще сохранились следы сурьмы. Внезапно Симеркета осенило.
— Ты… Нидаба? — еле слышно прошептал он.
Юноша кивнул, тихо рассмеявшись. Этот низкий и чувственный смех убедил Симеркета в том, что он не ошибся. Неудивительно, что голос Нидабы был таким звучным — силу ему придавали мужские легкие.
— Ты наверняка знаешь, — объяснил Нидаба с некоторым вызовом, — что Иштар одновременно мужчина и женщина — бог войны и богиня любви в одном лице. Нидаба посвятила свою жизнь служению обоим божественным ликам.
Будучи человеком вежливым, Симеркет кивнул, про себя же подумал: Великий Осирис, есть ли что-нибудь в Вавилоне такое, что оказывается тем, чем кажется?
— Итак, — продолжал юноша, — поскольку теперь ты все знаешь, скажи, зачем ты пришел ко мне?
— Вчера ночью были убиты несколько моих друзей.
— Они были в гавани?
Симеркет смотрел подозрительно.
— Откуда ты знаешь о гавани?
— Мой служитель рассказал мне.
— Мои друзья были убиты в египетском храме, — сказал Симеркет. — Говорят, что это исины…
Глаза юноши заблестели.
— Мне очень жаль, но что я могу сделать?
— Я уже раньше просил тебя о том же: отведи меня к Наследнику Исина. Я хочу сам расспросить его о нападении.
— Это невозможно. Я его даже не знаю.
— А я думаю, знаешь. — Симеркет не сказал более ничего, сверля глазами юные черные глаза.
— Разве ты забыл, Симеркет? Мне запретили помогать египтянам.
— Нет, не забыл. И я знаю, что запретила это Мать Милитта. Я знаю также, что она была здесь вчера вечером — так же, как знаю о том, что было в тех мешках на ослах.
Куда девались изящные манеры и томные улыбки Нидабы?
— Скажи мне, — произнес Симеркет ровным голосом, наклонившись вперед, чтобы говорить тихо, — что случится, если Кутир узнает, что женщины гагу посылают исинским повстанцам свое золото, покрытое расплавленным битумом?
— Как ты узнал? — Дивный тенор дышал тревогой.
— Я сам видел золото. Что до того, кому оно посылается, то это было лишь догадкой — теперь же я в этом уверен.
В ответ он получил гневный взгляд.
— Звезды говорили правду. — Тенор звучал торжественно. — Ты действительно зло!
— Каким образом мы минуем эламские патрули? — прошептала Нидаба.
— Просто поморгай им своими ресницами; это нам поможет.
— Я говорю серьезно.
Симеркет объяснил, что имеет пропуск от царя, который должен помочь им беспрепятственно пройти через все контрольные пункты.
— До чего же мы везучие, — саркастически улыбнулась Нидаба, не скрывая более своей ненависти к эламцам.
Они прошли по узкой кривой улочке в старую часть города. Нидаба, в красивой одежде и в украшениях, двигалась со своей обычной грацией — возможно, благодаря башмакам, изукрашенным драгоценностями, которые она непременно захотела надеть. Свежевыбритая и раскрашенная, она объяснила Симеркету, который пожаловался на то, что ее туалет отнимает у них слишком много времени, что, если ее убьют, она не собирается умереть нищенкой.
