в динамиках становился всё громче. Монотонная мелодия из старой ретро-классики, с поющей женщиной, плавно начинала выходить на первый план. От нарастающего гула телевизионные динамики стали сильно хрипеть и готовы были вот-вот взорваться. По мере приближения Полины вплотную к экрану стали заметны чёрные подтёки под её глазами. То ли это по щекам текла тушь, то ли из глаз сочилась кровь. Зачем она всё это делает, было решительно не ясно. Когда её залитый чёрной жидкостью глаз принял размер всего экрана, кадр резко переключился.
Где-то за чёрным квадратом был еле различим шепчущий женский голос: «Включи прожектор, прежде чем записывать. Ничего не видно». Прозвучал глухой щелчок и помещение окатило мягким жёлтым светом. Это был недостроенный ангар с массивными опорами, и возле одной из них стояла Полина Семёнова. Она с трудом стянула с себя кожаную куртку, осмотрелась вокруг и повесила её на штырь, торчавший из ближайшей опоры. Затем она закатала рукава, пригладила смоляные волосы и поддёрнула джинсы, спадающие с тощей задницы.
Камера в очередной раз слегка покачнулась, а после этого в кадре показалась удаляющаяся вдаль спина человека, одетого в красно-чёрную рубаху. Это, без сомнения, был Николай Семёнов – её муж. Он целенаправленно подошёл к девушке и пристально уставился на неё, будто бы ожидая нового поручения. После непродолжительной паузы Полина достала из-за пояса револьвер и протянула мужу.
– Ты шутишь? Зачем ты взяла это? – удивился Николай.
– Ну брось, – кокетливо промурчала Полина, – ты же знаешь. Мы всё решили. Я хочу, чтобы ты сделал это.
– Сейчас? Сегодня? Я думал мы сначала развлечёмся немного. Ты хочешь начать с десерта?
– Хочу, – придурковато улыбнулась Полина.
– Заткнись, – крикнул Николай, наставляя револьвер на девушку, – и встань на колени.
Эти слова вызвали у Полины настоящий экстаз. Глаза её сделались шальными, гримаса выдавала неподдельный восторг. Она не ожидала такого поворота. Эти слова подействовали на неё так сильно, что она даже забыла, что от неё только что потребовал муж.
– На колени, сучка, я тебе дважды повторять не должен! – кричал парень, тыча стволом револьвера в покрасневшую щёку девушки.
Она медленно опустилась, упирая колени в пыльный бетонный пол. При этом она ни разу не отвела от мужа своего безумно-счастливого взгляда. Она ничуть не волновалась, чувствуя себя максимально комфортно, чего нельзя было сказать про Николая. Он сильно переживал и нервничал, это было заметно. В нём чувствовалась внутренняя борьба с самим собой, но происходящее, так или иначе, доставляло ему удовольствие где-то в самых потаённых недрах сознания. На самом деле в жизни он был не такой, а больше спокойный и миролюбивый, никому не желающий зла. Что на него нашло, кем он стал? По какой из причин он всё это делал? Зачем избивал жену, бил её палкой по спине, пинал, валял в грязи, оставлял на холоде и резал ножом? Он и сам не понимал. И сейчас он колебался, потому что большая его часть не хотела навредить любимой девушке. Но оставалась та доля сознания, которая без вопросов пустила бы ей пулю в лоб.
– Что ты хочешь, чтоб я сделал? – спросил он.
– Убей меня, – негромко произнесла она.
– Как ты хочешь умереть?
– Я хочу, чтобы ты выстрелил в меня.
– Куда?
– В голову. Давай в лоб. И да, не забудь похоронить меня вместе с ней.
– Хорошо. Ты готова? – спросил он.
– Да, – тихо ответила она.
Николай приставил ствол к её задранной кверху голове. Она ёрзала на месте, сидя на своих пятках. Колени упирались в мелкую бетонную крошку, лицо и руки обдувал прохладный августовский ветер. Должно быть, она совершенно замёрзла. Все волоски на её руках вздыбились, пальцы легонько тряслись от холода. Ей бы следовало надеть куртку и отправиться домой, где её ждёт уютная пастель с любимым тёплым пледом. Вспомни этот образ. Она ведь живая. Эти тонкие руки, эта маленькая грудь, подпёртая хорошо выраженными рёбрами, покрытые синяками колени. Она всегда спала голой, закутавшись в плед. Это всё ты виноват. Какая собака? Она же настоящий живой… человек. Заканчивай этот бред. Сейчас же.
Николай отвёл револьвер в сторону и помотал головой в знак своей нерешительности.
– Нет, я не буду. Это как-то неправильно. Мне кажется, что мы не хотим этого, – робко сказал он.
– Да что ты говоришь такое? Мы же хотели! Я хотела! И ты тоже.
– Это не… наши мысли, Поля. Ты слышишь их вместо своих. Это не наши мысли.
– Да перестань. Не пори чушь. Мы всего этого хотели всегда, – чётко произнесла Полина, обхватив ладони мужа. – Я хотела этого всегда.
Вернув оружие в исходное положение, Полина упёрла холодный металл себе в лоб, практически между глаз. Её взор не отрывался от взволнованного взгляда мужа. Палец мягко скользнул по его рукам, коснулся спуска и продавил пружину. Раздался громкий хлопок, сверкнула вспышка. Тело Полины упало на холодный грязный бетон. Всё кончено. Она была мертва.
И тут до Николая всё наконец-то дошло. Вот он и убил её. Убил свою жену. Собственными руками. Ту, с которой когда-то наслаждался каждой секундой времени. С которой строил планы на будущее. Которую мечтал любить до конца жизни. Своей жизни, а не её. А теперь она лежит перед ним и ни о чём уже не думает. В эту секунду все его мечты растворились в воздухе. В пыли, в которой лежало тело Полины.
Пистолет выпал из его рук и с глухим звуком ударился об пол. Николай опустился на колени и склонился над бездыханным телом жены, боясь к ней прикоснуться. Уже ничего нельзя было поделать, прошлое не переиграть. А сейчас ему только этого и хотелось. Он взял её за холодную руку и какое-то время держал, надеясь на то, что всё это нереально. Но Полина так и лежала не шевелясь, с открытыми глазами, залитыми чёрной кровью. Осознав всю свою беспечность, он принялся рыдать, не в состоянии принять правду. Он продолжал гладить её руки, плечи, живот, прикасаясь кончиками грубых пальцев. «Зачем, Поля, зачем?» – шептал он, проводя рукой по её волосам. Боль в груди становилась всё больше. Когда она достигла своего пика, ему стало настолько невыносимо, что он начал орать во всё горло. Его отчаянный крик разносился по всему помещению, эхом отскакивая от стен. В порыве гнева он схватил подвернувшийся под руку осколок бетонной плиты и, поднявшись на ноги, запустил его прямиком в камеру. Экран заполнила рябь.
Первым тишину нарушил Вадим, как бы парадоксально это ни звучало. «Я знаю эту мелодию, – спокойно сказал он. – Ту, что в её
