не ожидавший внезапного удара, сдаётся быстро. В 22:05 генерал Никитин докладывает в штаб Запфронта о взятии города и получает приказ продолжать.
А вот теперь:
Окончание главы 11.
Глава 12
Восточно-Прусский пирог
Две тысячи лет война
Война без особых причин
Война дело молодых
Лекарство против морщин
Красная, красная кровь
Через час уже просто земля
Через два на ней цветы и трава
Через три она снова жива
И согрета лучами звезды
По имени Солнце
24 ноября, понедельник, время 18:25
Москва, Кремль, Ставка ВГК.
— Таким образом, уже ясно, что Восточная Пруссия будет первым куском, который мы оторвём у Гитлера в результате зимней кампании.
Завершаю первую часть доклада, основную.
— Когда ви это сделаете, товарищ Павлов? — акцента почти нет, значит, настроение у вождя хорошее. А чего бы ему быть плохим, дурных вестей нет.
— Боюсь загадывать, товарищ Сталин, война дело такое… немцы вполне могут преподнести какой-нибудь сюрприз. Но думаю, возможно, считать ориентировочным сроком конец ноября — начало декабря.
Лёгкий шум за длинным столом, маршалы, генералы и наркомы переглядываются, кто-то непроизвольно охает. Мне даже не очень понятно, я что, так сильно удивил их? Карта с фронтами сама ведь за себя говорит.
— А вы сможете взять Кенигсберг, Дмитрий Григорич? — мой штатный критик Мехлис подаёт голос.
— Нет таких крепостей, которые не смогут взять большевики, — отвечаю со слегка ехидным пафосом и продолжаю. Скоро он сам убедиться, смогу или не смогу.
— Курляндский котёл, согласно директиве Ставки, мы замкнули, захватив Тильзит и выйдя на побережье Куршского залива. Сейчас войска фронта будут продвигаться вдоль побережья в сторону Клайпеды и Паланги. Торопиться и суетиться мы не будем. Если увидим возможность захватить эти города без особого напряжения, то возьмём сразу. Если нет, окружим и подвергнем жёсткой блокаде. Без подвоза продовольствия и боеприпасов, под постоянными бомбёжками и обстрелами гарнизоны долго не протянут.
— Таким естественным образом сформируются очертания Курляндского котла, — котёл получается не просто большим, он огромен. Фрицам не удалось окружить и блокировать в своё время мой фронт, те же восемьсот тысяч штыков, а нам — удалось. Морем кто-то может спастись, но никак не крупные соединения. Крупнотоннажные суда мы не пропустим в обе стороны. В этой истории мы вместо Ленинградской блокады устроим Курляндскую.
— Предлагаю не спешить с разгромом Курляндского котла, — излагаю свои мысли тоже неспешно. — Каждые сутки в осаде экономят нам жизни сотен красноармейцев. Мы их подержим под бомбёжками и артобстрелами, при отсутствии регулярного подвоза припасов, да в зимних условиях, войска группы армий «Север» и остатков «Центра» будут таять, как снег весной. Через месяц-два мы возьмём без особого напряжения. Надо к тому времени сделать запасы. Прокормить несколько сотен тысяч пленных задача непростая. А то полмиллиона. Надо подумать, куда лучше всего пристроить такое количество рабочих рук. Ну, я думаю, в нашем народном хозяйстве работа им найдётся.
Последние слова произношу особым тоном, с довольством кота, пожирающего из полной плошки жирную сметану. Слышатся смешки.
— Есть ещё одна причина не спешить, — тут делаюсь серьёзным. — Местное население, литовцы и латыши, цветами встречавшие гитлеровцев, должно осознать свою ошибку. В их национальном сознании должен закрепиться ужас того времени, когда они жили под немцами.
— Это наши советские граждане, товарищ Павлов, — лёгкое осуждение в словах Сталина мне не нравится, но явно спорить, дураков нет.
— Прошу расценивать это, как воспитательное мероприятие, товарищ Сталин. Психология человека такова, что он склонен обвинять в своих бедах тех, кто рядом. Логика простая: пришли немцы — стало до ужаса плохо. Если мы их в наказание за такое поведение массово депортируем в Сибирь, то мы станем ужасными и нехорошими. На Советскую власть зуб затаят. Мы всё равно активных пособников оккупантам заставим ответить. Но индивидуально.
Вождь хмыкает, но слушает.
— И прошу помнить, что они делали с евреями. Причём без принуждения немцев. Немецкие оккупанты одобряли, но не принуждали. Может быть, оставшиеся где-то антисемиты будут радоваться, но вообще-то это полноправные советские граждане, которых литовцы и латыши массово уничтожали.
Говорю, а сам всё жду. Пора бы уже! Ага, вот оно! Неслышно приоткрывается дверь, к Сталину бесшумной походкой за спинами сидящих подходит Поскрёбышев, кладёт перед ним узкую полоску бумаги и уходит.
Все ждут с огромным интересом. Чтобы зайти во время заседания Ставки, нужна железная причина. Какая, никто не знает, кроме меня. А Сталин неторопливо набивает трубку, держит паузу, интриган. Генеральский народ напряжённо и терпеливо ждёт.
— Товарищи, — наконец прерывает паузу вождь, — получено сообщение. Войска Западного фронта, армия генерала Никитина ворвалась в Кенигсберг и ведёт ожесточённые уличные бои. Захвачено до четверти территории города.
Не удерживаю торжествующей улыбки. Все разом начинают гомонить.
— Ну, ты дал Григорич! — шумит Будённый. — Никитин твой — настоящий казак!
— Вот это подарок! — восхищается Ворошилов.
— С тебя причитается! — это Тимошенко. Позже объсню, что это с них за хорошую весть причитается.
Короче, военные радуются шумно и бурно. Остальные тоже расцветают улыбками. Кенигсберг, город-крепость, многим казался могучей цитаделью. Оно так и есть, но взлом обороны Кенигсберга это ещё одна иллюстрация тезиса, что пассивная оборона — верный путь к поражению. А теперь надо провернуть задуманное.
— Товарищи, у меня по поводу этого события есть предложение, — шум окончательно не смолкает, но стихает. — Выпустить новую медаль «За взятие Кенигсберга» и приравнять её статус к медали «За отвагу». И наградить всех, принимавших участие в уличных боях. Что, конечно, не должно мешать получать ордена особо отличившимся. Некоторые, не сомневаюсь в этом, и звания Героя СССР достойны.
Проходит на ура. Всё-таки, глядя на всех них, прихожу к выводу, что в целом они замечательные люди, живо и непосредственно радующиеся успехам своей армии, своей страны и народа. Не равнодушные твари, каких во времена Арсеньевича во власти было полно.
— Теперь верю, что к концу месяца Восточная Пруссия будет наша, — Сталин с удовольствием выпускает очередное облако пахучего дыма.
Да она уже фактически наша. Я сам и дал зелёную ракету для начала операции. Условно говоря. Никитин сейчас не только уличные бои ведёт, его части быстро сдвигаются на запад. Дождался, блядский высер, праздника, сам в Москве красуюсь, а мои генералы третий рейх на куски кромсают. И я за них спокоен.
А чего бы мне не быть спокойным?
