от меня секреты?
- Допустим.
- Так не пойдет.
- Герман, спаси положение и скажи, что ты не ревнуешь меня к своему лучшему другу.
На светофоре смотрит на меня так внимательно, словно боится моего ответа. К счастью, мы трогаемся с места, и я перевожу взгляд на дорогу.
Нет, к Филу я, конечно, не ревную, но не совсем уверен, что он рассказал ей про меня что-то хорошее. Хотя она осталась после разговора, а до этого настойчиво собиралась домой.
- Не ревную, – говорю совершенно спокойно.
Кажется, я в лагере настолько задолбал ее своей ревностью, что теперь она Маше везде мерещится.
- Ну и прекрасно.
- Тебе совсем не понравилась эта компания? – задаю вопрос, который витал в воздухе весь вечер, первую его половину точно.
- Как тебе сказать. Скорее, это я им не понравилась, потому что смотрели на меня весь вечер, как на странную игрушку. Знаешь, как будто ты привел меня в качестве развлечения, и если им не зайдет, то больше брать не будешь.
Я так резко давлю на чертов тормоз, словно первый день в автошколе.
Бесит. Меня до ужаса бесит, что она все время сомневается. Эти идиотские Машины сомнения!
- Тебе не кажется, Маш, что я не нанимал тебя в эскорт?
Ее глаза моментально округляются, а сама она вытягивается в струну, из-за чего мой огромный пиджак съезжает с ее плеч.
- Что ты сказал?
Дикую фигню. Сам бы себе язык свой засунул в одно место…
- Прости. Прости меня, Маш, я дурак, – тянусь к ней, но она резко одергивает руку и шугается от меня, забиваясь в самый угол пассажирского сидения.
- За кого ты меня принимаешь, Герман?
- За девушку, которая мне нравится. Я реально ляпнул полную дичь, прости. Я просто хотел сказать, что никогда, ни единого дня с момента знакомства не думал о тебе как о подружке на один раз. Мне не нужна девушка просто для картинки рядом, как моим друзьям. Мне в принципе нужна ты.
Сзади неистово сигналят, потому что давно загорелся зеленый, а я никуда не еду. Очнувшись, трогаюсь с места, а Марья молчит.
- Мы слишком разные, Герман. И если в лагере это было не так очевидно, потому что там у нас была одинаковая жизнь, то город обнажает все проблемы.
- Ну какие мы разные? У нас обоих две ноги, две руки, два глаза.
- Герман…
Шутка сейчас не в тему. Подъезжаем к дому Маши, я бросаю тачку кое-как возле многоэтажки и хочу открыть Маше дверь, но она быстрее выскакивает сама. Кажется, хочет убежать от меня в подъезд, но я ловлю ее за локоть и прижимаю свои телом к стене подъезда. Пусть охладится, а то завелась сильно.
И какого-то хрена только еще сильнее завожусь сам, во всех смыслах. От ягодного запаха, которым она пропитана насквозь, меня начинает сильнее колбасить. Я еще больше давлю на Машу своим весом, не позволяя сдвинуться, держу за руки, и хотя она уворачивается, все равно целую. Не знаю, куда. В щеку, в шею, за ухом, по ключицам. Мой пиджак падает на землю, но мне пофиг. Я не могу от нее оторваться.
- Герман, хватит!
- Нет, не хватит, Маш.
- Не надо!
Торможу, но успокоиться не могу. Прижимаюсь к ее лбу своим и выдыхаю ругательства почти в ее губы.
- Шацкий, ты…
- Ничего не говори, – целую ее и вынуждаю замолчать.
- Разве ты сам не видишь, что мы разные? Ты же не глупый парень.
- Пожалуйста, Маша, молчи.
Не желаю ничего слушать. Особенно эти ее дурацкие рассуждения. Ну есть родительские бабки у моих друзей, и что? Это какое-то достижение? Есть у этих девок деньги на силиконовые губы, зато мозгов не хватает. Да, Марья на них не похожа. Ничего, привыкнут, не с первого раза, так со второго, с третьего. И она привыкнет.
Или не захочет привыкать?
- Мне нужно домой, – требовательно говорит Маша.
А мне нужно побыть с тобой еще, иначе меня сейчас совсем размажет…
- Герман, – Маша опять взывает меня к реальности.
- Я не хочу тебя отпускать.
- Но и услышать меня ты тоже не хочешь.
- Потому что ты говоришь ерунду.
- Это не ерунда, Шацкий! По крайней мере, для меня! Подумай об этом. И дай мне уже зайти домой.
Без прощального поцелуя и прощальных слов, Маша просто слегка отталкивает меня и ныряет в подъезд, быстро открыв дверь домофонным ключом.
Психанув, бью кулаком по этой чертовой подъездной двери, как будто она виновата. Хорошо, что не разбиваю руку в кровь, но все равно больно. Хотел выместить свою злость, да не помогает такой способ.
Нифига, Маша. Не пойду я лесом только потому, что ты считаешь нас разными. И никуда ты от меня не денешься.
Маша
Ууу, Шацкий! Зла на него не хватает! Мало того, что вместо нормально свидания он сразу же привел меня к своим друзьям, он еще и такую гадость в машине сморозил! Не так уж и далеко он от своих друзей ушел, они как раз тоже специалисты по пошлым шуткам. Разглядывали меня весь вечер, разве что дыру во мне взглядом не прожгли. А когда Герман демонстративно полез целоваться, еще и улюлюкали.
Ладно, быть может, они не такие уж плохие, просто в чужой для меня компании нужно освоиться.
Но Герман… Он еще и приставать начал возле дома, хотя добро ему никто не давал. За языком следить надо. И за руками!
Я уже поняла, что в городе Герман не будет строить из себя такого правильного и серьезного, каким пытался быть с детьми. И разве я не права в том, что мы действительно разные? Ну почему он не хочет это признать? Думаю, мы могли бы найти что-то общее, если узнать друг друга поближе. Но Шацкий хочет настолько «поближе», что аж в горизонтальной плоскости, как мне теперь кажется.
К счастью, папа меня хотя бы не караулит на кухне, и я спокойно переодеваюсь, умываюсь и ложусь спать. Но сон совершенно не приходит, я кручусь, думаю о Шацком и вспоминаю, что он вытворял возле подъезда, как лез целоваться. Конечно, мне тоже хочется целовать его, но не когда он себя вот так ведет. Эти его мажорские понты мешают.
Пора признаться самой себе: Герман понравился мне таким, каким был в лагере, а в жизни он несколько другой. Это не значит, что я больше ничего не хочу, но мне нужно, чтобы мы поговорили с ним обо всем, а он только и делает, что затыкает мне рот поцелуями. Я хочу самое просто свидание: с кофе и мороженым, разговорами и прогулками по городу за ручку. Да, может, для
