вернется, как только сделает то, что собирался — что именно княжна не знала. Колдун не делился с ней своими планами. Лебедь была уверена только в одном — таких как она, не бросают!
Князь тем временем не находил себе места. Лебедь видела, что отец мается от гнева и злости, разрывающих его изнутри. Затем Аскольд произнес:
— Я сейчас же пойду к Гуннару и скажу ему, чтобы готовился к свадьбе. И пусть только попробует мне отказать, — его лицо побагровело, — Да я весь его город с лицом земли сравняю, а его самого повешу на дереве, чтобы не повадно было честных девушек портить.
Княжна промолчала, но глаза ее опасно сверкнули. Пусть знает, дурной северянин, решила она, как отказывать настоящим женщинам. Женщинам, у которых за спиной есть кому постоять. Ведь сколько жила Лебедь рядом, так нет, этому Гуннару подавай простолюдинку, а на нее, княжну, никакого внимания. Так пусть теперь отец отомстить, пусть сметет этот город, чтобы никто впредь не мог игнорировать Лебедь.
Девушка провела взглядом отца, выскочившего из комнаты и улыбнулась. Старая Янина поднялась на ноги, подошла к княжне и с удивлением посмотрела на ее лицо. Только что плакала, а теперь радуется непонятно чему.
— Женится, женится, — проговорила старуха, решив, что это воспитанница так словам отца о свадьбе радуется. Но Лебедь ТАК посмотрела на нянюшку, что та отпрянула назад. Что-то темное промелькнуло во взгляде молодой княжны. Промелькнуло и исчезло, как и не бывало.
— Да что с тобой, дитятко? — пробормотала старая женщина и потянулась ладонью, чтобы коснуться волос княжны. Та отпрянула в сторону, резко встала на ноги, перебросив косу через плечо.
— Не нужна мне эта свадьба, и северянин мне не нужен, — сказала девушка с улыбкой.
— А если дите у тебя будет? — нянюшка снова заломила руки, — Это ж позор какой. Князь не выдержит…
— А будет дите, так и отец к нему появится, — уверенно заявила Лебедь и отошла к окну. Распахнула ставни и выглянула на двор, погрузившийся в ночную тьму.
За ее спиной причитала старая няня, внизу говорил гневные речи отец, глядя в спокойное лицо сидящего перед ним Гуннара…
Где-то над домом, шумно пролетела сова и Лебедь улыбнулась своим мыслям. А думала она о дурном.
На ночлег разбили лагерь с краю от дороги, чтобы уже с утра, с первыми лучами солнца тронутся в дальнейший путь. Дьярви едва обустроившись, ушел на охоту, приняв свой привычный облик, чем несколько вывел из состояния задумчивости Булата. Тот только глазами моргнул, но к удивлению, Хредерика, ожидавшего привычных слов, что обычно произносят люди, увидевшие перевоплощение, промолчал и только направился к лошадям, чтобы дать им отдых и накормить.
Волк вернулся очень быстро и приволок с собой зайца, которого, впрочем, никто не удосужился приготовить. Мужчины были настолько вымотаны долгой скачкой, что просто уснули, даже не позаботившись выставить часового. Да и из кого им его было выставлять…
Дьярви махнул на спящих рукой и освежевав зайца, замотал его в ткань, решив, что утром встанет пораньше и зажарит над огнем, а затем последовал примеру своих товарищей и завалился спать. Но сон никак не шел к нему. Во время бешеной скачки, когда они пытались нагнать ветер, Дьярви старался не думать о гибели матери, но теперь, когда над ним было только звездное небо и мысли так и норовили устроить пляску в его голове, он не мог прогнать воспоминания о ней, как и свою ненависть к колдуну.
Поняв, что уснуть не удастся, оборотень встал со шкуры и вытащил многострадального зайца, решив занять себя делом, да и небо над их головами уже начало сереть, предвещая скорой рассвет.
Его спутники спали. Хредерик так и вовсе храпел, оглашая лес дикими звуками — словно кто-то пересыпал сухой горох в деревянной кадушке. А второй, тот, что присоединился к ним по собственному желанию, лежал подозрительно тихо, и волк стал догадываться, что не к нему одному этой ночью не шел сон.
— Мы найдем ее, — сказал он наугад и не прогадал. Мужчина повернулся в его сторону и открыл глаза.
— Я не впервые сталкиваюсь с волшбой, — сказал он, — И боюсь только одного, что мы можем не успеть. Колдун, забравший Верею, унесся вместе с ней ветром. Как нам догнать ветер, скажи мне, зверь?
— Догоним, человек, — улыбнулся Дьярви, хотя сам плохо верил в свои слова. Но надо же ему было чему-то верить. Он сейчас надеялся на ум и силу Хредерика. Сова не зря отправился с ним в этот путь и Брунхильда не зря так доверяла этому летучему оборотню. Значит, она рассчитывала на его помощь, как теперь рассчитывал и сам Дьярви.
— Я хочу верить тебе, — произнес Булат и сел, глядя на костер.
— Ты расскажешь мне, зачем этому Асгейру понадобилась Верея, — попросил он.
— Ты и вправду хочешь знать? — поинтересовался волк и нанизал тушку на деревянную палку. Повесил над затухающим пламенем, от которого уже почти остались угли. Самое то для приготовления мяса.
— Я хочу понять, кто он и зачем ему все это надо! — кивнул Булат.
Дьярви прищурил светлые глаза.
— Тогда ответь мне первым на один простой вопрос, от которого и будет зависеть мой ответ.
— Задавай!
Волк поворошил угли длинной веткой. Взглянул лукаво.
— Ты любишь Верею?
Булат глаз не отвел. Он продолжал смотреть на горящие угли и их бардовое пламя на мгновение вспыхнуло в его собственных глазах, изменив взгляд. И Дьярви услышал его ответ раньше, чем мужчина разомкнул свои губы.
— Он любит ее, — прошипел огонь, когда на него упала первая капля крови с тушки зайца.
— Я люблю ее, — сказал Булат и Дьярви больше ничего не надо было знать.
— Тогда слушай, — произнес он и присел на корточки. Хредерик перевернулся на бок и храп прекратился.
— Все началось еще давно… — заговорил оборотень. Булату показалось, что угли вспыхнули ярче, а ветер, что шумел в кронах деревьев, притих, словно тоже хотел послушать рассказ оборотня. И булат обратился в слух.
— Отцом Вереи был колдун. Его звали Сигмунд и он был главой северного братства. Пока он правил своими людьми между его колдунами и нами, стаей, что охраняла Предел, царило относительное перемирие, хотя стычки и имели место, но всегда карались обоими старшими. Со стороны стаи главной была моя мать Брунхильда… — оборотень поднял к небу глаза и некоторое время молчал, затем вздохнул и перевернув импровизированный вертел, продолжил, —
