Это оказывается значительно сложнее, чем спускать вниз.
Старик идёт сбоку и рассказывает довольному Дамиану ужасные вещи о порешённых и кокнутых людях в целом и о Вилхелме в частности. Я не в силах его заткнуть, но радуюсь хотя бы тому, что мой брат ещё не способен ничего понять.
Правда, Андраник способен, и если старик выведет его из строя, не знаю уж, как доволоку мёртвого правителя на холм по обледеневшей дороге.
Каким-то чудом, не иначе, нам удаётся взобраться. Войдя в храм, мы тащим тело Вилхелма к помосту у дальней стены, на котором стоит стол, и оставляем там. Затем садимся рядком на каменную скамью и принимаемся ждать Невена.
— А-а-а-а! — доносится вопль издалека. — А-а-а!
Голос этот грубый, мужской, и его владелец орёт, не умолкая.
Я кидаюсь к двери, Андраник тоже. Распахнув створки, мы видим Невена. Он бежит от моста с телом старухи на руках и вопит:
— А-а-а-а-а-а-а-а!
За ним по пятам следует призрак колдуньи, и это среди белого-то дня. Бедняга Невен, жизнь его к такому не готовила.
— Сюда, сюда! — машем мы руками и сторонимся.
Невен пролетает мимо, грохоча по дощатому полу, не очень-то бережно опускает тело старухи рядом с Вилхелмом и пятится, вопя, от призрака, неотступно следующего за ним.
Наконец бедняга натыкается на стену и сползает по ней, прикрывая голову руками. Но дочери вождя нет до него дела, она глядит на мёртвые тела тех, кого знала при жизни.
Я было собираюсь закрыть дверь, но в этот момент со стороны моста доносится новый звук, и вскоре из-за поворота показывается коза. Она летит, наклонив голову, в нашу сторону, и я поскорее отхожу, чтобы уступить ей дорогу. Однако Орешек, не добегая немного до двери, останавливается так внезапно, что скользит по льду. Развернувшись назад, она принимается кричать и кивать головой.
Заинтересованный, я жду, что будет дальше, и тут во двор замка, торопясь, входят люди — целая толпа. Я вижу и Нелу, и Харди, и Гилберта, и с десяток незнакомцев.
— Тилли! — вопит Андраник, довольно чувствительно толкает меня и выбегает во двор. Обогнув козу, стоящую на пути, он кидается к рыжей девчонке и обнимает её. Ужасно глупое зрелище.
Нела с выражением тревоги глядит на меня, затем замечает старого Эба, на руках которого лежит её сын, и успокаивается. Широким шагом она идёт вперёд, принимает Дамиана из рук старика и прижимает к сердцу.
Тут незнакомцы, пришедшие с моими друзьями, замечают Невена и Эбнера и шумно радуются. Видимо, это те самые люди из долины, которых приютили здешние норятели.
Из толпы выбирается Гилберт и подходит ко мне.
— С вами всё в порядке? — спрашивает он. — А мы чуть было не угодили в переплёт. Вы, наверное, отправились нас искать. Адалинда не причинила вам зла?
— Если не считать того, что мы тревожились о вас, с нами ничего плохого не случилось, — отвечаю я. — И мы тут попытались снять проклятие, но что-то пока получается не очень.
— Давайте же зайдем в храм и рассядемся, — предлагает кто-то. Я не заметил, кто это был.
— А зачем нам туда? — спрашивает один из мужиков.
— Так ведь иначе самое интересное пропустим, — говорит — теперь нет сомнений — коза Орешек и идёт, покачивая головой, вперёд по проходу между каменными скамьями. Негодная, раньше-то чего молчала?
Народ по большей части пугается, особенно когда замечает, что в храме, у стола, покрытого алым сукном, неподвижно замерли три полупрозрачных фигуры. Те, что посмелее, всё-таки заходят, но многие остаются снаружи.
— А я-то уж точно не пропущу, — решительно заявляет Харди, проходя мимо меня и не обращая никакого внимания на тревожный окрик матери.
Когда все вошедшие в храм занимают места на скамьях, коза вскакивает на помост и бьёт по полу копытцем. И безумная старуха, которую держит за руки Вилхелм, меняется на глазах. Разглаживаются морщины, выпрямляется спина, седина уходит с волос, как растаявший снег, и старая женщина превращается в юную деву с каштановыми кудрями.
— Любовь моя, счастье моё, — произносит Элеонор, не отрывая взгляда сияющих глаз от Вилхелма. — Мы наконец вместе! Теперь мы можем быть свободны…
Тут раздаётся сердитое покашливание. Дочь вождя, в облике которой ничего не изменилось, пристально глядит на жену правителя.
— Освободи свою названую сестру, Элеонор, — подсказывает коза. — Исполни данную прежде клятву.
Дева ахает, озирается и с выражением смущения и вины глядит в мёртвое лицо колдуньи.
— Таавья, прости меня, — говорит она. — Я так виновата, виновата перед вами обоими.
— О боги, — ахает и Вилхелм. — Сестра моя, что же произошло с тобою?
— Я умерла, — поясняет дочь вождя. — Меня убили прежде, чем я успела вернуться домой. При жизни вы обещали отомстить за меня, а позже Элеонор дала клятву моему отцу. Почему же, Элеонор, ты не назвала мне имени моего убийцы? Почему я не отомщена?
— Я расскажу теперь всё, что мне ведомо, — обещает жена правителя, склоняя голову. — Пусть даже вы от меня отвернётесь, но я не имею права более молчать. Слушайте же, как всё было.
Глава 27. Что ж, проклятье снято, зла раскрыта суть
В храме воцаряется такая тишина, будто ни единой души здесь нет. Всем интересно услышать, что будет дальше.
— Вскоре после твоего отъезда, сестра, — начинает Элеонор, — раны на наших руках открылись и начали кровоточить. Мы не знали, что и думать. Узнав тебя, мы не могли поверить, что за этим кроется предательство.
— И я не предавала вас, — говорит колдунья. — Я подала знак, что умерла.
— Вскоре твой отец собрал воинов и явился к городу, — продолжает жена правителя. — Мы не ждали нападения и в этот миг решили, что всё же ошиблись в тебе. Однако, что странно, люди вашего племени не спешили убивать горожан или жечь дома. Гибли лишь те, кто вставал у них на пути, а вождь, твой отец, шёл вперёд, выкрикивая имя Вилхелма. Они сразились на холме, и из башни я видела конец этой схватки…
Тут голос Элеонор прерывается, и она глядит на мёртвое тело возлюбленного. Туда же глядит и Таавья.
— Мой отец одержал верх, — бесстрастно говорит колдунья. — Узнаю его удар.
— Всему виною рана на руке! — запальчиво возражает Вилхелм. — Мне казалось, будто бешеные псы рвут и терзают мою плоть! Это первое поражение, которое я испытал!
— Хороший мой, — нежно говорит Элеонор, кладя ладонь ему на грудь. — В доблести твоей никто не усомнится, но о том побеседуем позже. Когда вождь нанёс удар, я видела, как мать твоя унесла тело в замок, и ей помогал
