о кочевом племени. А то, что лицом светлее, чем большинство роман… Ну, согрешила женщина из табора, бывает.
Вернулся славянский цыган через час и был категоричен: ловушка. Оказывается, еще пару недель назад там находился местный банк.
— Не знаю, содержится ли там Борис. Но даже с улицы видно: решетки на окнах частые, металлические и в два пальца толщиной. На каждый прут нужна шашка из С-6. У входа скучает сербский полицай, всем видом показывая: служба поставлена спустя рукава. Готов спорить, внутрь проникнем как нож в масло. А за спиной с грохотом закроется стальная дверь. Если у парней есть зачарованные пули, там нас и найдут. Если нет… Ну, например, подгонят к окну грузовик и запустят выхлоп внутрь. Та же перспектива.
— Значит, акцию отменяем, — согласился Несвицкий. — Что не снимает задачу освободить нашего товарища. У меня есть идея, только мне самому она не нравится. Кроме того, придется снова обратиться к Давору Ивичу. А у меня до сих пор болят бока от поездки на его драндулете.
— Боюсь спросить, командир… План еще более авантюрный, чем штурм банка? — осторожно спросил Василий.
— Гораздо, — подтвердил Несвицкий. — Сначала надо выяснить, в чьем ведении из немецкого генералитета в Белграде находится князь. Выкрасть этого генерала и сделать ему предложение, от которого он не сможет отказаться[1].
— «Сделать ему предложение, от которого он не сможет отказаться», точно сказано, — оценил Василий.
У Душана уже был готовый ответ. Серб гораздо больше других вник в содержание белградских газет.
— Пишут о бригадном генерале Шварцкопфе, начальнике немецкой военной разведки. Он, находясь в Белграде, делал какое-то заявление относительно Бориса. Все очень похоже на игры спецслужбы. Кстати, Давидовац, земля ему пухом, собирался встретиться с братом и его семьей. Адрес, на всякий случай, я узнал. Наверное, надо было сначала идти к нему, а не к хорватам.
Они утвердили план. Когда стемнело, четыре тени, темные на темном, покинули конюшню на окраине Нова Сава и взяли курс на Белград, намереваясь большую часть пути до пригородов преодолеть по воздуху.
[1] Из кинофильма «Крестный отец».
Глава 14
14.
Четверо небритых мужчин, из них двое крупных и еще один очень крупный, одетые в гражданскую, но подозрительно одинаковую черную одежду, смотрелись готовыми натурщиками для плаката «разыскиваются», если не конкретно в качестве группы варягов из Високи Планины, то для любого другого из серии «Ахтунг! Партизанен!»
Отдавая себе отчет, что и в единственном числе он достаточно бросается в глаза, Душан для второго вояжа в Белград решил сменить внешность. Около городка, где нашелся брошенный хозяевами сеновал, и километрах в двенадцати от столицы, обнаружились цыганские трущобы. Серб отбросил брезгливость, для людей его профессии она — непозволительная роскошь, и приобрел выношенную желтую куртку в подозрительных пятнах, столь же страшную шубару (овечью шапку), в сербских селах такие носят даже летом, и опанаки подходящего размера. Наряд завершили большая холщовая сумка с наплечным ремнем, в нее он сложил летную куртку, шайкачу и ботинки с берцами, а также очки со слабыми диоптриями, одно стеклышко треснутое, дужка перемотана изолентой. За все богатство отжалел шесть экю, баснословно дорого, потому что романы собрали его по помойкам. Или сперли.
У продавца, блеснувшего золотым зубом, поинтересовался: есть ли здесь цирюльник. Таковой действительно нашелся, прямо среди табора. Принимал в телеге с тентованным верхом и полиэтиленовыми окошками в брезенте. Он единственный из местных обитателей выглядел благообразно. Его бы переместить в нормальную парикмахерскую, и не скажешь, что происходит из бродяжьего народа. А еще лучше — отправить в театр, где ставят спектакли о прошлом, потому что инструмент цирюльник имел исключительно ручной и архаичный: опасные бритвы, ножницы, механические машинки для стрижки волос. Собственно, чему удивляться: попробуй найди в телеге розетку для электрического инструмента!
Назвавший себя Мираном, а цыгане часто носят имена народа, среди которого живут, цирюльник был словоохотлив. Сказал, что при немцах тяжко стало. Добрая треть городка съехала, соответственно, упали доходы.
Кто бы сомневался? Нет сомнений, что его предприимчивые соотечественники профессионально обшмонали брошенное жилье. Вот только продавать найденное некому, погадать — тоже. Война, кризис…
— Скажи, Миран, могу я купить у кого-то велосипед? — поинтересовался Душан.
— Конечно! — обрадовался цыган. — У меня! Самый лучший. Быстрый как породистый жеребец.
— Мне не надо лучший. Надо — дешевый.
— Так за пять экю отдам…
Пять экю ушли и за велосипед, и за стрижку. Череп серба оголился почти налысо, усы и щетину на бороде Душан велел не трогать.
«Быстрый» и «самый лучший» оказался ветераном с дамской низкой рамой и единственной скоростью. Аккомпанируя себе ворчанием, Миран накачал полуспущенные колеса до нормы и даже подтянул цепь.
Осмотрев себя в обшарпанное зеркало, прислоненное к телеге-парикмахерской, серб заключил, что меньше всего теперь напоминает боевого волхва. Скорее — крестьянина, подавшегося на заработки в город. Шубара сделала его лет на десять старше, треснувшие очки придали вид безобидного ботаника. А что рост высокий, так народ здесь живет не мелкий.
Утешив себя, что перекрасился насколько возможно, Душан нажал на педали. Двигался легко. На подъемах подключал дар волхва, забираясь на пригорки без видимых усилий, и докатился до Белграда менее чем за полчаса. Там уверенность в малозаметности улетучилась: его остановил первый же патруль.
Их было трое. Германский армейский ефрейтор постоянно держал руку на кобуре и свирепо зыркал. Общение с задержанными легло на полицаев в сербской форме. Те, что интересно, были вооружены лишь охотничьими двустволками. Наверно, и заряжены утиной дробью… Не самые доверенные прислужники оккупантов.
— Ты из… из этого городка? — спросил полицейский, разглядывая аусвайс Душана с его фотографией, но иными именем и фамилией.
— Да, господине! — он уловил, что название «Високи Планины» не произнесено вслух.
— Здесь что делаешь?
— Так в феврале приехал на заработки. Назад никак…
Полицейский заметил, что ефрейтор переключил внимание на других горожан, к которым прицепился его коллега с дробовиком. Голос снизил до шепота.
— Забирай, брате, аусвайс. Никому не показывай! Эти ищут каких-то пятерых оттуда, говорят — мост взорвали. Двигай брэ!
Немец обернулся и хмуро бросил:
— Вас?
— Алес гут! — заверил полицай и глазами показал: ну же, проваливай!
Отъехав от них с километр, Душан расстался с женским велосипедом, бросив его прямо в подворотне, и сел на автобус, полагая, что так несколько меньше шансов нарваться на очередной патруль, возможно — менее либеральный. Все
