Я слушала Академика с открытыми глазами и ртом. Дядька оказался на редкость интересным рассказчиком, а то, о чем он говорил, хоть и походило на плоды воображения писателя-фантаста, но все же заставляло задуматься. В конце концов, Жюль Верн, когда писал о вояже под водой или об экскурсии на Луну, и думать не думал, что в скором времени все это воплотится в жизнь!
— Ну, допустим, люди научились разгонять облака и напускать туман, — кивнула я, — но как можно сделать смерч или, скажем, ливень, который потом плавно перейдет в наводнение?
— Радиоволны, — серьезно ответил Саламатин. — Говорю вам как физик: направленный пучок радиоволн определенной частоты вызывает в атмосфере либо резкое повышение, либо такое же резкое понижение давления, а это, в свою очередь, может вызвать любые, подчеркиваю, любые атмосферные явления. А НЛО? — вдруг загадочно улыбнулся Саламатин.
Тут я здорово струхнула. Он хоть и признался, что предложение о телепортации на далекую, но столь загадочную планету Каракатук всего лишь невинная шутка, но… кто его знает? Вдруг это тоже шутка? В смысле, шутка, что тогда была шутка… Я испуганно таращилась на Академика, гадая, что меня ожидает. Однако Игорь Юльевич признаков сумасшествия не проявил, наоборот, он продолжил свой увлекательный рассказ:
— После таких варварских экспериментов с погодой в небе нередко наблюдаются необычные явления в виде светящихся сгустков. Особо впечатлительные люди принимают их за летающие тарелки! — захихикал Саламатин. — Некоторые даже зеленых человечков видят.
Разговор о миражах меня не увлек, потому я быстренько вернулась к волнующей теме:
— Так вы думаете, Михаил и Никита продавали американцам долгосрочные прогнозы погоды?
— Я не думаю. Я в этом уверен, — твердо ответил Академик.
— С чего вдруг такая уверенность? — усмехнулась я. Вообще-то лично у меня сомнений по этому поводу не возникало. Но то — я! Нам Никита, будучи изрядно подшофе, хвастался, мол, куш урвал, а еще он что-то упоминал о государственной тайне. Потом мы нашли и у него, и у Михаила бумаги, которые тоже свидетельствовали в пользу выдвинутой Игорем Юльевичем версии. Но почему Академик так уверенно о ней говорит?
— С того, что я установил в квартире Михаила прослушивающие устройства. Везде, кроме, разумеется, туалета. Я вам уже говорил об этом, но вы, Шурочка, возможно, в силу… м-м… легкого стресса не обратили на мои слова должного внимания.
Стресс у меня и правда был не шуточный, раз я не обратила внимания на столь важное пояснение. Нарушение законов демократии меня чрезвычайно возбудило, оттого я, как всегда в таких случаях, ринулась на борьбу за справедливость и права человека:
— А как же конституционное право личности на неприкосновенность частной жизни?!
— Эта жизнь у Михаила закончилась в тот момент, когда он поступил на государственную службу, — холодно отрезал Академик. Под государственной службой он подразумевал сплошь коммерческую товарно-сырьевую биржу. — Сынок у меня оболтус, за ним глаз да глаз нужен. К счастью, принятые мною меры принесли свои плоды — я раскрыл международный заговор! — Саламатина буквально распирало от гордости.
— Угу, а заговорщиков приговорили к смертной казни через несчастный случай. Скажите, а почему Макферсона вы просто грохнули, без всяких там инсценировок?
— Времени не было на подготовку, — досадливо скривился Академик, — да и не хотелось, честно говоря, из-за какого-то американца, резидента вражеского, по большому счету, мозги ломать. Теперь, Шурочка, вам понятно, что я не душегуб, не маньяк, как вы изволили выразиться… Я не хожу по городу и не убиваю всех подряд. А этих троих прикончил потому, что они могли подорвать экономику нашей страны!
— Да это я поняла! А вы не пробовали… э-э… более цивилизованными методами… В милицию, например…
— В милицию? Ходил, а как же! В ФСБ ходил.
— И что?
— Они решили, что я, мягко говоря, переутомился. Иными словами, приняли меня за психа.
— Как я их понимаю! — пробубнила я себе под нос. Хоть я и недолюбливаю товарищей из внутренних (и внешних) органов, но в эту минуту сильно им сочувствовала, потому что догадывалась — ребятам пришлось нелегко. Даже я, особа, крайне умудренная жизненным опытом, что уж греха таить, после первого контакта отправила бы Академика с его «чистосердечным признанием» в одну палату с Цезарем, Наполеоном и бухгалтером Берлагой. Но вернемся к нашим баранам, то есть к убитым. Меня очень волновала моральная сторона дела:
— Игорь Юльевич, чисто житейский вопрос…
— Без проблем!
— Вас совесть не мучает?
— Вы о кровавых мальчиках? Являются, как же! Почти каждую ночь навещают. А в последнее время Зосенька моя стала часто сниться. Вся такая светлая, смотрит на меня с укором и головой качает.
— Это потому, что тоже считает вас душегубом.
— Никакой я не душегуб! — насупился Саламатин.
— Душегуб, самый настоящий! Вы подсунули взрывчатку в фейерверк. Кроме Кита, погибли пиротехники, могли погибнуть и гости…
— В войне жертвы неизбежны, — веско произнес Игорь Юльевич.
— Бред какой-то! — Я схватилась за голову, словно хотела снять ее с плеч, чтобы больше не слушать рассуждений убийцы. — Неужели вы не понимаете, что затеяли войну с СИСТЕМОЙ?! Ну, убили вы Никиту, Михаила, Джоша — так на их место придут другие. Их тоже убьете? Бессмысленно все это, понимаете? Рано или поздно, но система вас раздавит!
— Знаю. И готов к этому. Умру спокойно, зато с уверенностью, что сделал все, от меня зависящее, для страны.
Я вскочила с пола и забегала по кабинету Саламатина, то и дело натыкаясь на разные предметы интерьера, недостатка в которых не было. Мозги у меня не просто кипели. Нет, они буквально клокотали, как проснувшийся Везувий. Казалось, еще немного, и я сойду с ума. Да и есть от чего! Академика было откровенно жалко. Жизнь у него и так выдалась не сахар, а тут еще на старости лет как снег на голову свалилась неравная борьба с врагами государства. Такое состязание кого хочешь до белой горячки доведет! А Игорь Юльевич все-таки пожилой человек, нервная система у него слабенькая…
«Он убийца», — напомнила я самой себе, притормозив возле стремянки.
«Ну и что?» — вступила я в спор с собой же. — Иван Грозный тоже убил сына. Единоутробного, между прочим! А Мишка даже не родной сын Академика. Игорь Юльевич боролся за экономическую мощь родины. Он герой!»
«Он убийца, — упиралась моя первая половина. — Он нашу Катьку убил. Тебя тоже скоро убьет».
— Ой, — икнула я и без сил опустилась на первый попавшийся под пятую точку предмет.
— Вы на аккумулятор сели, — с металлом в голосе произнес Саламатин. До этой минуты он с джентльменским спокойствием наблюдал за моими метаниями по его кабинету и за тем, как я в волнении роняю разные мелочи.
Слово «аккумулятор» показалось мне смутно знакомым, более того, вызвало в душе некоторое смятение, потому что ассоциировалось с техникой, поэтому пугало. Я проворно вскочила с опасного предмета.
