что ты сделал за последнее время, чтобы укрепить эту веру? Может быть ты пришел на помощь мне вместе с Артемидой и Афиной? Быть может ты бросил вызов Кецалькоатлю, когда тот явился в гневе, жаловаться на наших богинь? Нет, ты предпочел решить вопрос миром, пообещав наказать богинь, которые стояли за нашу империю и народ! А раз так, то почему эта империя должна поклоняться тебе? За последнее время ты, самодовольный пускатель молний, не сделал для нас ничего! Разве что в глупом гневе сжег деревья в собственном саду! Вместо того чтобы проявить мудрость и исправить собственные ошибки, ты пришел угрожать мне за то, что я показал людям правду⁈ Запомни, жалкий бог, я неуязвим для тебя! — сказав это, я раскрыл ладонь правой руки, выпуская зерно «Туам латс флум», уже готовое освободить силу застывшего времени.
В один миг развел руки — черная точка «Туам латс флум» превратилась в сферу, поглотившую зал и часть покоев императрицы. Больше мне не требовалось — малым пространством гораздо легче управлять, оно требует меньше внимания. Теперь я мог практически дирижировать ходом времени замедляя его и ускоряя для себя и отсеченного пространства, в котором мы находились.
Перун очень медленно поднимал руку, возможно для громового удара. Было желание накинуть на него «Ликосу» — ту самую паучью сеть которой я в свое время укрощал Аполлона и саму божественную паучицу — Арахну. Однако я передумал. Спутанный Перун здесь мне был совершенно не нужен. Это могло бы породить еще больший клубок проблем. А вот показать ему другие свои возможности сейчас было самое время. Раз он до сих под не усвоил, что я могу чуть больше, чем обычный смертный, пусть прочувствует это на собственной шкуре.
В следующий миг я появился у Громовержца за его спиной. Мигом это время стало для него и Глории. Она с безмолвным ужасом наблюдала происходящее из-за сплетения нитей защитного кокона. Для меня этот миг растянулся секунд на семь обычного времени, и я спокойно обошел Перуна и стол, разделявший нас. Поменял в левой руке защиту на кинетику и ударил Громовержца в затылок, несильно, но так что дернулась его голова, будто Перун получил знатный подзатыльник. Одновременно, управляя правой рукой и собственной волей, почти вернул время к нормальному течению.
— Я здесь! — сказал я, снова замедляя время, в тот момент, когда Громовержец дернулся и повернулся.
— Теперь здесь! — снова кинетический подзатыльник с повторением предыдущих этапов игры со Временем.
— И здесь! — я дернул его за бороду едва дотянувшись до нее — было высоковато.
Замедлил время и теперь уже без этих обидных для верховного бога шалостей сказал:
— Запомни, Гроза Небес: я отношусь с уважением к богам, которые относятся с уважением ко мне. Но ты меня оскорбил и попытался унизить. Сейчас я отплатил тебе тем же и продемонстрировал крошечную часть своих возможностей. Я мог бы пронзить твое тело дикой болью, мог бы заморозить его или жечь огнем, мог бы разорвать на куски как это, был вынужден сделать с Герой, — сказав последнее, я снова блефовал: сейчас разорвать тело Громовержца с помощью «Витру Борем» я не мог.
Взрыв убил бы меня, гренадеров, стоявших у двери через два зала от нас, и еще многих людей, разрушая часть дворца. Глория бы не пострадала — все-таки она была под надежной защитой «Кокона Бабочки».
— Твоя супруга — мудрая богиня, — продолжил я. — Она поняла, что со мной выгоднее дружить, и после воскрешения постаралась построить со мной добрые отношения. Если твой гнев так велик, что затмевает разум, то стачала усмири гнев, и только потом ищи встречи со мной. Иначе разговора не будет, при этом ты сам можешь пострадать.
Намеренно путая Перуна, я появился слева почти незаметным для его глаз перемещением и продолжил: — Недавно, я говорил тебе, чем опасен я мертвый. А теперь подумай, что убить меня не так просто. Сейчас я намного сильнее того графа Елецкого, которого ты подло, ударил в спину молнией в подземелье, когда я сражался с поклонниками Морены, Герой и Аполлоном. Теперь послушай, что я могу сделать живым, и я это сделаю, если мы не найдем взаимного согласия. Эта статья, — я снова указал на газеты, хотя Перун не мог видеть движение моей руки, — едва задевает твою честь. В большей степени она говорит о славе Артемиды и Афины и лишь указывает, что ты не помог, не оценил старания моих любимых богинь. Но может выйти другая статья, в которой я расскажу о твоей сделке с богами ацтеков; расскажу о твоем сегодняшнем позоре, когда ты стоял предо мной весь из себя такой грозный, а я отвешивал тебе подзатыльники и дергал за бороду. Расскажу, как ты, в угоду Кетцалькоатлю и врагам нашей империи, постарался лишить Артемиду храмов и ее прихожан. Вот тогда, узнав об этом, та самая империя, которая поклоняется тебе, от тебя отвернется — ты потеряешь силу и станешь тенью, как другие забыты боги. Подумай над этим, Перун! Это намного страшнее, чем разлететься на куски от моего удара! И помни: не важно, бог ты или нет, но если ты родился воином, то будь им всегда. А не только тогда, когда тебе это выгодно. Стой за своих, стой за свой народ, который поверил в тебя; за тех людей, которые молятся на тебя и нуждаются в защите. Если ты решил, что этот народ должен поклоняться тебе, а ты ему ничего не должен и можешь жить в праздности, то этим ты нарушаешь высший вселенский закон. Вселенная накажет тебя моими руками или иной силой, которая выше тебя. Твоя судьба зависит от того, как ты себя поведешь дальше, и не будет преувеличением сказать, что она во многом в моих руках. Можешь поставить в своем Дворце Славы статую мне и молиться под ней. Или проще: стань благоразумным и не ищи со мной ссоры.
Я вернул ход времени, готовый в любой миг его замедлить, однако мои магические силы были истрачены больше чем на половину, и если сейчас Перун решился бы на бой со мной, то вряд ли бы я его выиграл. На всякий случай я распахнул «Лепестки Виолы». Они раскрылись с громким хлопком, часть газет со столика императрицы снесло на пол. Минуту-другую мы смотрели в глаза друг друга. Лицо Громовержца было до предела напряжено, его рассекли глубокие морщины. Подбородок великого бога