— Прямо тут снимать? — расстегнула несколько пуговиц и показала край бюстгальтера.
— Еще чего! — меня тут же сграбастали в охапку и потащили к двери. — Где тут у вас переодеваются?
— Некоторые — в кабинете шефа, — подколола я.
— Зараза несносная, я же тебя прямо здесь сейчас и… — дракон прижал меня к стене, тяжело дыша.
— Ты торопился куда-то, — напомнила, невинно хлопая глазками.
— Да, — рыкнул и отстранился. — Бегом переодевайся!
Даян
— Так как ты умудрился найти моего мужа? — спросила моя несносная зараза, когда Ламба сорвалась с места.
— Я был прекрасно замотивирован, — процедил сквозь зубы, чувствуя, как в паху все горит.
— Это да, правильная мотивация способна горы свернуть! — пробормотала Дамиана, и я с трудом не вдарил по тормозам, чтобы попытать счастья еще раз.
Хочу эту паразитку так, что яйца разрываются! А она, как нарочно, улыбается сидит, губки облизывает — кончик язычка эротично по ним скользит, розовым без всякой помады, заставляя вспоминать, какие на вкус ее нижние губки, набухшие, покрасневшие от желания, истекающие любовным соком. Остается лишь руль сжимать так, что скоро от него одни ошметки останутся!
— Ты только не убивай его, пожалуйста, — вдруг попросила синеглазая.
— Кого? — обуреваемый страстью, не сразу понял, о ком она.
— Мужа моего.
От одной мысли о том, что ее заботит его судьба, мне уже хочется его голыми руками на суши порвать!
— Нет, это удобно, конечно, — продолжила размышлять вслух, — я стану вдовой и хоть прямо сейчас жениться можно, но…
Тряхнула волосами, которые мне тут же захотелось намотать на кулак, развернув ее спиной и…
— Учти, я тогда уйду в траур минимум на полгода. Он, само собой, этого не заслуживает, но сразу после смерти одного мужа выскакивать замуж за другого как-то не комильфо — так моя бабушка говорила. Надо траур выдержать. А она замужем пять раз была, так что знала, о чем говорит.
— Сколько?.. — потрясенно выдохнул я.
— Пять, — моя заноза усмехнулась. — Говорила, что как порядочная женщина шла под венец с каждым, с кем спала. Я, видимо, по ее стопам иду, — задумалась, хмурясь. — Так что, выходит, после тебя еще трех супругов надо будет осчастливить.
Связать и кляп вставить. Неплохая, как на мой взгляд, мысль! Я покосился на нее. Еще три супруга! Ага, еще чего! Пусть сразу место на кладбище покупают! Я к моей адаи никого и близко не подпущу!
— Какой-то у тебя взгляд нехороший, — сказала она, заерзав. — Пакость какую-то придумываешь, да?
— Несомненно, — пробурчал и съехал с трассы.
Ламба, покачиваясь, поползла по лужам и колдобинам.
— Почему я себя чувствую, как Муму, которую повезли кататься на лодке? — пробормотала Дамиана, с опаской на меня покосившись.
— Не мечтай, так просто ты не отделаешься, — прошептал я, провалившись колесом в очередную яму.
Не знаю, кто это — Муму, но я сам сейчас точно замычу — на таких машинах нельзя ездить по русскому бездорожью!
К счастью, скоро под колеса легла обычная грунтовка. А следом показались и похожие на раскрытые парашюты серебристые ангары с покосившейся вывеской «Техносервис». Прибыли. Я остановил машину, которая еще отходила от шока после принятия грязевых ванн в лужах размером с бассейн, вышел и подал руку моей синеглазой.
— Пойдем, любовница моя, будем с твоим мужем знакомиться, — съехидничал, помогая ей выйти и не угодить в жирный шмат грязи туфелькой.
— Очень смешно, — фыркнула в ответ.
— Угу, обхохочешься, — я кивнул на работяг в комбинезонах, которые вышли поглазеть на Ламбу — такие гостьи нечасто сюда заезжают, уверен. — Который из них наш? Тот, кто уже топор точит и рога спиливает?
— Поосторожнее с остротами, — процедила она, — порежешься, я тебя лечить не буду!
— Какие люди, ну надо же! — криво ухмыляясь, к нам подошел один из мужчин. — Анечка, что тебя привело в это богом забытое место, любимый мой цветочек московских прерий?
Как она умудрилась за это выйти замуж? Моему разумению не поддается! А за цветочек я бы с удовольствием поломал ему руки, но нельзя, ему ими еще документы о разводе подписывать.
— И тебе не хворать, Антон, — Дамиана усмехнулась. — Чувствую, карма бумерангом к тебе вернулась? Вместе с пузом, плешью и явными проблемами с печенью — судя по твоему лицу?
— Понятное дело, я же не красотка, которой только и надо, что Буратинку богатенького отыскать, да ноги для него раздвинуть! — его неприязненный взгляд обжег мое лицо.
— Следи за словами! — прорычал я, едва сдерживаясь.
— Не обращай внимания, — синеглазая взяла меня за руку, — он как брехливая собака, только на язык острый.
— Что, уже посадила своего кобелька на поводок? — мужик продолжал сочиться ядом. — Ты смотри, олигарх хренов, у нее характерец ого-го, взвоешь скоро! Кстати, об этом, ты сама-то на что рассчитываешь? Не с твоим характером в содержанках ходить, Гербера. Долго не выдержишь, сбежишь.
— А я на роль содержанки не замахиваюсь, Антон. Сама на ногах крепко стою — во всех смыслах. Прости, что разочаровала, ты ведь от инвалидки сбежал без оглядки, думал, всю жизнь на сиделок да на памперсы работать придется. А я встала. Несмотря на все, что говорили врачи.
— Уродом меня выставить хочешь? — загорячился мерзавец.
— Так, я не спорить приехала! — перебила его Дамиана.
— А зачем? Мужиком новым, упакованным, похвастаться?
— Да век бы тебя еще не видела, — фыркнула пренебрежительно. — Но увы, ты так быстро смылся, что мы не успели расторгнуть брак.
— Так ты за разводом приехала?
— Именно.
— Неужели этот Буратино тебя замуж хочет взять? Не перевелись же еще оптимисты на белом свете!
Рычание снова сорвалось с моих губ, но рука любимой сжала ладонь.
— Осталось только подписать, — я вынул из внутреннего кармана пиджака вдвое сложенный лист и протянул ему его и ручку.
— Золотой Паркер, кто бы сомневался, — гад скривился. — Не буду я ничего подписывать. По суду разводиться будем, как положено. Квартиру поделить надо.
— Ну ты и ублюдок! — прошипела моя заноза, замахнувшись и отвесив ему пощечину. — Я тебя!..
— Ага, тоже тебя люблю, цветочек! — он, едва не упав от ее удара, прикоснулся к губе рукой и посмотрел на красные кончики пальцев. — Вот, зайка, ты на меня напала, при свидетелях! Готовься к последствиям!
— Подонок! — прорычала Дамиана, пытаясь вырваться из моих рук.
— Мне ты запретила его убивать, — шепнул я, — а самой, значит, можно?
