Книга Государство строгого режима. Внутри китайской цифровой антиутопии - Джеффри Кейн

Однажды утром я проснулся от сообщений, которые Абдувели лихорадочно слал мне в WhatsApp. Удар обрушился и на него: турецкая газета, известная националистическими взглядами, опубликовала фотографию Абдувели на первой полосе, обвинив его в связях с ЦРУ. Затем ему начали поступать угрозы от террористической организации.

«Мы в опасности, – сказал Абдувели. – Китай пришел за нами».

Ему нужно было немедленно уезжать. Абдувели последовал своему плану. В апреле 2019 года он отправился в Париж, а в июле прибыл в норвежский Берген. Там он попросил убежище. Он лишился дома, но сохранил свободу.

[ ]

Четыре месяца спустя опасения Абдувели по поводу Турции начали сбываться. В августе 2019 года турецкие власти депортировали семью уйгуров в Таджикистан. По прибытии в аэропорт уйгуры (граждане Таджикистана) были переданы китайским властям. Активисты сообщали Financial Times, что сорок уйгуров из тридцатитысячной уйгурской общины в Турции были лишены вида на жительство. Многие из них, говорил мне Абдувели, не имели действительного паспорта. После истечения срока действия их предыдущих паспортов китайское посольство в Турции отказалось выдать им новые документы, что Абдувели считал попыткой вынудить их вернуться домой.

Как ни странно, мусульманские страны Ближнего Востока, многие из которых представляют собой откровенные диктатуры, живущие по предписаниям шариата, не спешили критиковать то, как Китай обходился с уйгурами, самой большой мусульманской общиной страны. Вместо этого они предпочитали купаться в потоках китайской щедрости, пользуясь программами «Один пояс и один путь» и «Безопасный город», а также китайскими технологиями наблюдения. Фактически они вошли в технологическую и геополитическую сферу влияния Китая после более чем ста лет европейского и американского доминирования в регионе. Повсеместно уйгуры делились со мной своим страхом и тревогой по поводу развития событий.

«Многие страны совершают большую ошибку, – говорил мне один уйгур, бывший заключенный. – Меняют одну колониальную державу на другую».

Раскол между прозападной и прокитайской коалициями стал очевиден, когда в июле 2019 года члены Совета по правам человека ООН выпустили два письма по Синьцзяну: одно с критикой действий Китая, другое – в поддержку.

Первое письмо гласило:

Мы призываем Китай соблюдать свои внутренние законы, а также международные обязательства, и уважать права и основополагающие свободы человека, включая свободу вероисповедания, в Синьцзяне и во всем Китае. Мы также призываем Китай воздержаться от незаконных задержаний и ограничений свободы передвижения уйгуров и представителей других мусульманских общин и меньшинств в Синьцзяне.

Документ подписали представители Канады, Норвегии, Японии, Великобритании и практически всех европейских демократических стран. Соединенные Штаты письмо не подписали, поскольку чуть более года назад вышли из Совета по правам человека. Стабильные и процветающие демократические страны остались верны своим ценностям, когда дело дошло до критики китайского надзорного аппарата в Синьцзяне.

Другое письмо – опровержение, подписанное представителями мусульманских арабских стран, включая Катар, Объединенные Арабские Эмираты, Кувейт, Египет, Саудовскую Аравию и Сирию, а также различных диктаторских режимов Южной Америки, Африки и Азии, – рисовало совсем другую картину:

Столкнувшись с серьезной проблемой терроризма и экстремизма, Китай принял ряд мер по борьбе с терроризмом и дерадикализации в Синьцзяне, включая создание центров профессиональной подготовки и обучения. Теперь в Синьцзян вернулись безопасность и спокойствие, а основополагающие права представителей всех этнических групп находятся под защитой.

[ ]

К лету 2019 года жизнь Майсем пришла в норму. Она говорила мне, что возможность рассказать свою историю стала для нее своеобразной терапией, способом примириться с перенесенными страданиями. «Но я все равно переживаю, – признавалась она мне. – В Турции мы не всегда будем в безопасности».

Она надеялась получить ученую степень в США.

«Это моя мечта, – говорила она. – Я хочу заниматься наукой».

До тех пор, пока этого не произошло, Майсем пришлось поволноваться – она тоже могла столкнуться с неприятностями в Турции. Почти каждый месяц в течение 2019 и 2020 годов я с тревогой открывал новостную ленту и каждый раз читал о том, как множество уйгуров задерживали, а иногда и депортировали в Китай. Еще один уйгурский писатель, у которого я брал интервью, Абдурехим Имин Парач, в марте 2020 года сидел в уйгурском ресторане в Стамбуле, когда полицейские в штатском арестовали его без каких-либо объяснений.

«Они отвезли меня за сотни километров в какое-то здание без отопления, – рассказывал он мне. – А потом отпустили, не объяняя причин [три месяца спустя]. Сказали, чтобы я не критиковал Китай».

Что ждет нас в будущем? Наблюдатели за Китаем сходятся в следующем: нам стоит ожидать, что Коммунистическая партия будет вести себя в других местах так же, как у себя дома. Экспорт социального контроля в стиле Синьцзяна будет наихудшим и вряд ли таким уж невообразимым сценарием.

Эпилог

Разрушить паноптикон

Наблюдая за наступлением тоталитаризма, разгаром мировых войн и геноцида в ХХ веке, некоторые из самых прозорливых писателей пришли к заключению, что мир превратится в антиутопию, если мы не предпримем какие-то меры. В книге «О дивный новый мир», написанной в 1931 году, Олдос Хаксли создал образ мирового государства, с детства подвергающего людей индоктринации в рамках жесткой кастовой системы при помощи наркотика, вызывающего состояние эйфории и заставляющего забыть о безысходности существования в антиутопии XXVI века. Семнадцать лет спустя, в 1949 году, Джордж Оруэлл опубликовал «1984», описав уже откровенно фашистское государство, контролирующее свой народ с помощью паноптикона.

Другие книги еще точнее предсказали сегодняшнюю жизнь. В менее известном романе «Всем стоять на Занзибаре», опубликованном в 1968 году, американский писатель-фантаст Джон Браннер поразительным образом предвидел, что в 2010 году мир окажется перенаселен, 7 млрд его обитателей будут читать короткие порции новостей и общаться в реальном времени при помощи социальной сети, похожей на твиттер, а Китай станет главным соперником США.

Авторы научно-фантастических произведений задавались вопросом: «Что, если?..» Их целью было нарисовать образ будущего, повернувшего куда-то не туда, и тем самым побудить своих читателей тщательнее обдумывать решения, непосредственно влияющие на завтрашний день. Решения, способные либо подтолкнуть общество к антиутопии, либо помочь ему выбрать более правильный путь. Синьцзян стал воплощением именно того антиутопического будущего, которое представляли себе фантасты.

Пришло время отказаться от вопроса «Что, если?..» Теперь мы должны спросить: «Что нам с этим делать?»

Мы сильно отстали в поиске способов контролировать технологии, которые настолько глубоко проникли в нашу повседневную жизнь, что зачастую мы их даже не замечаем. Десятилетие прогресса в области создания смартфонов, коммуникации в социальных сетях и электронной коммерции поставило мир на порог очередной технологической революции. Искусственный интеллект, в определенных областях уже достигший сверхспособностей, вскоре может превзойти возможности человека.

Впрочем, видные футурологи и технические специалисты сомневаются, что ИИ сможет уподобиться человеческому мозгу в ближайшем будущем. Тем не менее полагать, что ИИ не преуспеет в этом начинании, а тактика слежения, используемая в Синьцзяне, не найдет применения во многих уголках мира, – неоправданный оптимизм. ИИ, слабо регулируемый и плохо изученный, уже повсюду – отслеживает наши покупки и клики в интернете, учится корректировать наше поведение. Он умеет управлять самолетами, принимать решения об инвестициях на миллиарды долларов, расшифровывать электрокардиограммы и организовывать производственные процессы.

«Если все интеллектуальное программное обеспечение в мире вдруг перестанет функционировать, современная цивилизация остановится», – предсказывал футуролог Рэй Курцвейл еще в 2005 году, когда ИИ был гораздо менее сложен и не так вездесущ.

Таким образом, вопрос не в том, проникнет ли слежка на основе ИИ в наше общество в ближайшем будущем. Вопрос в том, хватит ли у властей и предприятий, владеющих ценной интеллектуальной собственностью, возможностей, чтобы контролировать ИИ в интересах защиты демократии. Не пойдут ли они на поводу у акционеров, требующих увеличения прибыли, или государства, стремящегося повысить безопасность в целях борьбы с пандемиями и преступностью?

За последнее десятилетие сотни отделений полиции в США начали внедрять системы искусственного интеллекта и распознавания лиц, похожие на китайские, пусть и не используя их в таком авторитарном ключе. Тем не менее