Михаил открыл книгу и перелистал ее.
— Открою вам одну тайну. Не раз катастрофа, в которой погибал очередной экземпляр этой книги, совершалась не без моего участия — в том случае, когда возникала опасность, что книгу могут прочесть и использовать прочитанное во зло.
— Твою бы энергию да в мирных целях! — фыркнул Даниель. — Чем мешать прочтению книги, лучше бы помешал изобретению атомной бомбы!
— Не говори чепухи! — отрезал архангел. — Сам знаешь, что никто не позволил бы мне так вмешиваться в дела людей. А книга — другое дело. Кто-то из наших, до сих пор не знаю — кто, помогал Иоакиму писать ее, так что это касается не только людей, но и ангелов. Поэтому Быстрое и помогал мне, хотя ему, страстному библиофилу, тяжело было знать, что книга будет уничтожена. И все-таки то, что для библиофила было бы преступлением, для бывшего ангела стало чем-то вроде искупительной жертвы…
— Бывшего ангела? — удивилась я. Михаил посмотрел на меня снисходительно.
— Конечно. Иногда ангелы становятся людьми — когда слишком привязываются к чему-нибудь или кому-нибудь земному. У Быстрова таких привязанностей было две: его жена — она, к сожалению, умерла — и книги. Когда ангел становится человеком, он теряет почти все свои способности и связи со светлым ведомством. И главное — душа его становится зависимой от тела. Так же, как у всех людей… Я знаю, о чем ты хочешь спросить меня. Себастьян и Даниель — все еще ангелы. Они не стали людьми. В свой час их ждет возвращение туда, откуда они пришли.
— Я как раз хотел спросить у тебя, не настало ли мне время возвращаться? — Голос Себастьяна странно дрогнул.
Архангел отрицательно покачал белой головой:
— Нет, Себастьян. Это время еще не пришло. Знаю, тебе здесь тяжело, но ты не должен считать испытание наказанием.
— Разве? — горько спросил Себастьян. — С минуты на минуту ждать получения чина архангела, а вместо этого получить приказ отправляться на Землю — это, по-твоему, не наказание?
— Я вижу, тебе действительно еще рано возвращаться, — сурово сказал Михаил. — То, что ты живешь сейчас среди людей, — не разжалование и не ссылка. Это, если хочешь знать, честь. А твоя гордыня не пристала ангелу. Не уподобляйся тому, чье имя называть я не хочу… — И, смягчаясь, добавил: — Кстати, ты по-прежнему младший архангел, если тебя это так волнует. Тебе неплохо бы взять пример со своего друга. Вот кого, по-моему, абсолютно не волнует никакая карьера — ни земная, ни небесная.
— Ничего подобного, — хмыкнул Даниель. — Просто я не такой чувствительный, а если бы даже и был таким, то не стал бы демонстрировать свои чувства перед тобой.
— За что такая немилость? — прищурился Михаил.
— Не люблю штабных! — ответил Даниель.
— А как же твой друг?
— Ну, Себастьян — он другое дело, он особенный. — Голос Даниеля потеплел.
— Спасибо, — сказал Себастьян. — Ты…
— Ой, только вот этого не надо! — замахал руками Даниель. — Не надо нежностей! А то Марина окончательно решит, что мы «голубые» ангелы!
«Вот жук!» — подумала я.
— А что такого написано в книге Иоакима? — обратилась я к белоголовому архангелу. — Почему ее нельзя было прочесть, к примеру, Трефову?
— Прочитавший эту книгу целиком способен обрести великую власть. Если эту власть обратить во зло, людей ждут неисчислимые бедствия.
Михаил открыл книгу и прочел:
«Поступки обладают силой, и вещи обладают силой, и мысли человеческие обладают силой, но превыше всех сил — сила Слова. Превыше молнии и града небесного, превыше волн морских и лесных пожаров, превыше трясения земного и ураганов, превыше ударов копий и стрел, превыше жара солнца и таинственной власти небесных светил — Слово изреченное. И потому знающий Слова и говорящий их владеет всем миром, пока не отлетит душа его и не кончится власть его…»
Архангел захлопнул книгу и встретился со мной взглядом. Зрачки светлых глаз, казалось, смотрели прямо мне в сердце.
— У тебя есть частица такой власти, — услышала я, хотя губы архангела не шевелились. — Не позволяй ей обратиться во зло.
— Слушай, объясни мне, непонятливому, — раздался веселый голос Даниеля, и наваждение кончилось: я пришла в себя и, все еще чувствуя себя слегка оглушенной, повернулась в его сторону. — Зачем бедняге Паулю пришлось переться с книжкой в Россию? Ты что, не мог забрать ее в другом месте, поближе? Разве в Европе нет ни одной лестницы?
— Есть, конечно, — ответил Михаил холодно. — Но все эти лестницы либо находятся в труднодоступных местах, либо пришли в такое состояние, что даже бессмертная душа может сломать себе на них шею. К тому же сначала я не знал, что покупатель книги живет поблизости и не остановится ни перед чем, чтобы вернуть ее себе.
— Ай-ай-ай, какая непредусмотрительность! — покачал головой Даниель.
— Не забудь, только бог всеведущ, — усмехнулся Михаил.
— Что теперь будет с книгой? — спросил Себастьян.
— Ничего особенного, — ответил Михаил.
И внезапно подбросил книгу вверх. Раздались раскаты грома, небо с треском разверзлось, и в книгу ударила молния. Книга вспыхнула и, пылая, полетела вниз. На землю она упала пеплом.
— Стоило парню мучиться, везти ее сюда, — ехидно заметил Даниель. — Велел бы, чтоб сожгли, — и дело с концом.
— Важные дела нельзя передоверять другим, — наставительно ответил Михаил. — А теперь позвольте еще раз поблагодарить вас и откланяться. Надеюсь, видимся не в последний раз… Кстати, хочу вам дать на прощание полезный совет: живя с людьми, ведите себя как люди, а не как портняжные манекены. Бойтесь не человеческих чувств, а человеческих заблуждений. И не забывайте: чего хочет женщина, того хочет бог… Не стоит пренебрегать этой мудростью. Прощайте!
С этими словами он взмахнул руками и пропал вместе с лестницей. Мы снова стояли одни на безлюдном пустыре.
— Любит Михаил театральные эффекты! — хмыкнул Даниель.
Себастьян поднял голову и посмотрел на небо, которое из темно-синего стало совсем черным. Небо вновь содрогнулось от раската грома.
— Надо торопиться, — сказал Себастьян. — Будет гроза.
Он оказался прав. Едва мы успели сесть в «Победу», как по крыше гулко забарабанили крупные капли дождя.
Солнечный зайчик перескочил с пола на постель, но до лица Марины ему еще было далеко. На спящую Марину смотрел с фотографии Булгаков, в комнату заглядывало веселое эмалевое небо, промытое ночным дождем. Кудрявенькие чистенькие облачка скользили по утренней синеве, словно бумажные кораблики по ручью. Нахальный воробей с белым галстуком на грудке прыгнул на согретый солнцем жестяной карниз и, чирикнув в открытое окно, улетел.
Рыжие волосы рассыпались по подушке, рука с волшебным перстнем лежала на раскрытой странице толстой книги в черном переплете, над которой ее хозяйка сладко заснула этой ночью.
