опустился на диван напротив неё.
— Тогда ответь на последний вопрос.
Ровеналь молчал. С тоской и усталостью Эллера думала о том, как легко нащупала слабое звено.
— Ты вообще не думал о том, что я не брошу свой мир, да?
— Я бы помог тебе спасти «твой» мир.
— Нельзя спасти «мой» мир и наплевать на все остальные миры.
Горькая усмешка исказила лицо Ровеналя.
— Прости, Леа. Но я слышу это не в первый раз. И твой подход пока что заканчивался ещё хуже моего. «Все» миры спасти тем более нельзя.
Эллера какое-то время молчала.
— Я буду пытаться. Я должна.
— Не должна ты, — Ровеналь вздохнул. — Никому и ничего. А за моей спиной больше нет союзников, которые думали бы так же, как я.
— Кармелон…
— Кармелон — моя родина. Но здесь никогда не было тех, кто мыслил бы так же, как я.
Он помолчал.
— Леа, я не знаю, что будет завтра. И не хочу знать. То, что ты рядом, даёт смысл моему сегодняшнему дню. Пожалуйста, помоги мне сделать то, зачем мы пришли. А потом решим… что делать дальше.
32
Они стояли на одной из множества площадей остановившегося города драконов.
Махина позолоченной пирамиды парила над ними, заслоняя солнце.
Эллера больше не испытывала никакого чувства похожести. Только страх, которого сама до конца не понимала. Там, внутри этой махины, словно бы были стянуты в тугой, запутанный узел нити самой жизни.
«Какой к чёрту жизни?» — подумала она. «И какие к дьяволу нити?» Слова приходили сами собой, хотя значения их она до конца не понимала.
Ровеналь с беспокойством поглядывал на неё.
Он помнил, что Эллера ещё едва-едва отказалась от своего упрямства и согласилась помочь. Согласилась поверить. Ровеналь боялся, что новая жизнь, жизнь, в которой у них не было ничего общего, заставит её повернуть назад.
Он поднял глаза к небу. Там, в голубой вышине, медленно двигались малюсенькие чёрные точки.
Это отсюда, с земли, они казались совсем маленькими. Но Ровеналь знал, что на самом деле на каждом из этих кораблей помещается больше сотни бойцов. А, может быть, и несколько десятков истребителей.
Он знал, что они с Леа никак не сумеют одолеть противника вдвоём.
Ровеналь сделал глубокий вдох. Невольно крепче стиснул пальцы на локте Эллеры.
— Идём, — твёрдо сказал он и первым шагнул вперёд.
Эллера последовала за ним.
Оба остановились, дожидаясь, когда поток ветра подхватит их. Когда же ноги оторвались от земли, Ровеналь инстинктивно притянул к себе спутницу, хоть и больше неё привык к подобному способу перемещения.
Город медленно уплывал вниз, и сердце Ровеналя пронзила боль. Сейчас он видел скверы, улицы, площади и дома такими, какими оставил их двадцать лет назад. Он скучал по этому месту. Все пять лет, что провёл в поисках, ему казалось, что стоит вернуться сюда — и всё снова будет безупречно правильно.
Теперь, глядя на знакомые камни и деревья, он почему-то вспоминал совсем не ту утопию, которую выстроил у себя в голове.
Он вспоминал, как больше двадцати лет назад его почти насильно пытались погрузить в сон. Как заставляли верить в судьбу, бесконечную смену одинаковых времён.
Уже тогда ему казалось, что что-то не так. Сейчас же Ровеналь думал о том, что, возможно, Эллера права. Хотя бы в том, что время движется по прямой.
Пусть в каждой своей жизни они оставались самими собой, время всё-таки шло.
Платформа, покрытая золотыми плитами, замерла вровень с их ступнями.
Не выпуская Эллеру, Ровеналь шагнул на пол. Нашаа сделала то же самое.
Теперь Эллера стояла, вглядываясь в полумрак зала и пытаясь рассмотреть место, где они оказались.
Повинуясь приказу Ровеналя, матовые серебристые шары замерцали под потолком.
Теперь Эллера видела, что это просторная зала, в каждой стене которой светился силовым полем дверной портал.
Она прошла вперёд, разглядывая стены и потолок. В отличие от того храма, в котором они побывали в прошлый раз, здесь кругом не было ни фресок, ни иероглифов. Только одинаковые золотые плиты. И в самом центре — такая же золотая чаша. Приблизившись к ней, Эллера поняла, что чаша пуста.
Ровеналь последовал за ней и остановился за спиной. Опустил ладони Эллере на плечи.
Та постояла ещё немного, разглядывая интерьер, а потом развернулась в объятиях Ровеналя и спросила:
— Что теперь?
— Ничего… — шёпотом произнёс Ровеналь. Эллера хотела было спросить, как это так и зачем они тогда пришли, но не успела.
Губы Ровеналя накрыли её губы. Однажды в этой жизни Ровеналь уже её целовал. И хотя в тот раз сердце Эллеры забилось сильней, как никогда и ни с кем, этот поцелуй ни капли не походил на тот.
Пространство и время сместились, пускаясь в пляс. Стены и потолок смешались, превратились в одну бесконечную поверхность шара.
Эллера не заметила, как руки её оплели шею Ровеналя, осторожно лаская, но не пытаясь притянуть к себе.
Она наслаждалась каждым мгновением, и каждое мгновение казалось ей бесконечным. Физические ощущения остались где-то далеко, Эллера не чувствовала тела, губ и языка.
Она сама стала светом, серебристым и прозрачным. И другой свет, тёмно-фиолетовый, раскрашенный густыми всполохами пламени, переплетался с нитями её света.
Потолок исчез, и теперь над головой проплывало звёздное небо. Бесконечно глубокое и объёмное, как будто все звёзды внезапно оказались рядом, а она получила возможность дотянуться до каждой из них.
«Стать светом звезды… отразившимся сотни раз от других звёзд… чтобы снова и снова встречаться с тобой…»
Их тела оставались неподвижны где-то там, далеко внизу. А линии света, из которых теперь состояли они оба, переплетались, обнимая друг друга то ли крыльями, то ли просто всполохами чистой силы.
Эллера не была уверена насчёт себя, но тот, кто целовал её, сейчас смотрел мудрыми и древними глазами дракона.
Его крылья обнимали её. Ласкали её душу, превратившуюся в звёздный свет.
И Эллера покачивалась на волнах этого чистого пламени, плывущего между звёзд.
Она хотела бы навечно остаться в этом безвременье. Остаться этим чистым светом, который не чувствует ни боли, ни усталости. Но что-то зудящее, неприятно колющее под сердцем тянуло её назад.
И Эллера поняла, что медленно возвращается обратно, в храмовый зал.
Ровеналь смотрел на неё — теми же глазами, впитавшими в себя бесконечность звёздной ночи. И теперь Эллере казалось, что глядя в них, она окунается в другое пространство, уходит куда-то наизнанку вселенной.
— Вот
