одной ногой на том свете.
Я нетерпеливо двинул плечом и сжал челюсти. Не будет же он мне указывать, как говорить с мамой, которая натворила дел?!
Мама выглядела непривычно бледной, притихшей, взволнованно перебирала тонкое одеяло пальцами.
— Ростислав…
— Молчите, мама. Говорить буду я. Во-первых, вот!
Я достал из наплечной сумки комплекты ключей, открыл ящик на тумбе и зашвырнул их туда, один за другим, перечисляя, какой от гаража, дома, хозяйственных построек.
— Все подписано, не запутаетесь. Номера охраны, сигнализации и все прочие контакты я вам на телефон отправил. Разберетесь. Сегодня я заберу свои вещи и оставлю у охранника последний комплект. Вот этот, — забренчал ключами. — Потом делайте, что хотите. Дом родительский, то бишь ваш. Я умываю руки.
— Ростик, Слав… Славик, ты чего? — прошептала, заплакав беззвучно.
— Дом ваш, управляйте им, как хотите, а я туда больше ни ногой! — зарычал. — Или вы думали, я посмотрю на ваш несчастный вид, буду тронут слезами, болезнью и буду плясать под вашу дудку?! Ни хрена подобного. Вы, мама, своей твердолобостью и узостью мышления, своим “Мама знает лучше!” обосрали мои отношения с девушкой, которую… которую я люблю! От которой мне детей хочется!
— Я не планировала этого.
— Не планировали?! Ай, мама, хоть сейчас не врите! Вы пошли за информацией не к частному детективу, а к журнашлюшке какой-то! Сплетни, слухи собрали и утверждаете, что не хотели скандала?!
— Все должно было быть не так! Она не должна была выпускать передачу в сеть. Меня надули, грязно использовали! Это…
— Хотя бы сейчас бы не врали ни мне, ни себе… Вы и сами счастливо не живете, и всех вокруг себя тоже хотите несчастливыми видеть, что ли?!
— Да что ты такое говоришь?!
— Говорю, что вижу! Про Раевского молчу — ни себе, ни людям. И роман не заводите, потому что вам якобы стыдно, и далеко от себя мужика не отпускаете! А вы хотя бы раз были честны сами с собой? Или даже Даньку на воспитание взяли и говорите, якобы любите, чтобы свою святость нести впереди себя?! Меня сейчас стошнит от вашего лицемерия.
Понимал, что перегнул. С Даней — точно перегнул, детей мама любила! Но не мог я пережить и отпустить спокойно, что она своими необдуманными действиями так сильно обидела Марфу.
Я к ней по полшага крадусь, а после вмешательства мамы мы настолько назад откатились, что даже подумать страшно!
— В общем, мама, живите, как знаете. Сына вы потеряли. На ваш праздник я не приду, сами как-нибудь решайте, кого хотите видеть, как все организовать. За деньги не переживайте, я же за все заплатил, а дальше… как-нибудь сами. Мама же лучше знает!
Вышел из палаты, мне навстречу подскочил Раевский: грудь колесом, лицо сердитое, ноздри раздуваются. По виду ясно, слушал.
— Ты, Ростик, берега попутал. Ты как с матерью общаешься? Ты, кажется, забыл, что она при смерти была?
— Вы, дядь Саш, на меня с таким видом не набрасывайтесь, ясно? — осадил. — Я ведь и ответить могу. Или, что, думаете, только вы имеете право на защиту любимой женщины встать? Так ведь и я с мамой закусился по тому же поводу. Причем, предупреждал по-хорошему, убеждал, объяснял! Не лезьте, мама, не маленький, сам разберусь, какую девушку хочу видеть рядом с собой. Послушала ли она меня? Нет! Нос свой сунула, развела грязи, блять, до конца дней бы отмыться! Разве можно такое простить?! — спросил напористо. — Нет? Вот и я думаю, что нет, нельзя. И это не обида, это взвешенное решение. Мне противно находиться с человеком, который, не разобравшись, грязь развел. Мама бы так не поступила. А кто эта женщина… — махнул в сторону палаты. — Я не знаю.
Тяжело на сердце, предательство родных всегда сложно воспринимается, но, думаю, Марфе еще тяжелее. Не зря мой Одуван за бравадой Медеи прятался, она эти колючки даже со мной наедине выставляла, в защиту себя.
Ох, моя девочка, как мне к тебе хочется, маленькая. Ты бы только знала…
***
Марфа
— Я ради благих намерений это сообщение написал! — оправдывался Павлуша.
— Уверена, мама Роса тоже так думала. И про суд ты зря наплел! Не буду я на эту старую склочницу в суд подавать, но на кое-кого другого с удовольствием бы подала. Но сначала соберусь с духом и мыслями. В общем, не лезь, Павлуша. Люблю тебя, как брата, просто не лезь, прошу. Не надо ничего делать у меня за спиной, хорошо? — попросила со слезами.
— Давай обнимемся, лишнего приписал, признаю. Хотел дать понять, что Росу не мешало бы кучу всего узнать.
— Марф, там Виола с тобой поговорить хочет! — заглянула в комнату Сенечка.
— Иди сюда, — махнул ей Павлуша. — Обнимаем Марфу, успокаиваем. Двойные усилия всегда эффективнее!
— Ой, конечно! — Сеня подбежала доверчиво, обняла меня, поцеловала в щечку и завопила возмущенно. — Эй, что твоя лапа делает на моей папе, ты… Марфа, твой Костик придурочный снова меня лапает!
Сенечка отошла с сердитым видом и стряхивала невидимую пыль с попы с таким видом, будто Павлуша мог ее запачкать, а у того глаза, как два фонарика, еще больше зажглись, даже облизнулся, явно желая довести мою подругу до нервного срыва:
— Я тебе даю понять, что пора бы уже, ну… Все твои подружки давно на мужских членах поскакали. Одна ты за свою пёздочку, ой, прости, звёздочку трясешься! — заржал пошло. — Мхом скоро покроется, сиятельная!
— Не покроется, у меня полное бикини.
— Тем более, к сексу готова! Отлично… Найдем тебе годного… трахаля!
— Уйди, противный! Я жду свою судьбу, я все про свое будущее знаю! — начала браниться подруга. — А ты, кретина кусок! Озабоченный! Марф, его скоро даже в венерологию запускать перестанут! Потому что не знают таких болезней, которые он на свой конец подцепил! Нам бы тоже его не пускать сюда, он же везде трется.
— Я тебе сейчас устрою… — сощурился Павлуша и с деланно грозным видом вынул из джинсов ремень. — Иди сюда!
Сеня взвизгнула и бросилась бежать, я схватила Павлушу за руку.
— Быстро сунул ремень, куда надо! Оставь Сеню
