class="p1">— Ерунду? — переспросил Кольдт. — Вроде жонглирования пилами?
Я рассмеялась.
— Типа того!
Эскалатор медленно полз вверх. На встречном механизме вниз проплыла целующаяся парочка. Памятуя любовь моего спутника к нравственным нормам, я полагала, он схватится за сердце. Однако уголки его губ приподнялись — проводив влюблённых глазами, он смущённо улыбнулся. Я быстро отвела взгляд и сжала кулаки.
Держи себя в руках, Карина!
А на улице было белым бело! Осень не спешила покидать Пирополь, но в Москве уже выпал снег. Константин вдохнул морозный воздух и закашлялся.
— Что это?! — прохрипел он, сминая пальто на груди.
Я бросила понурый взгляд на мчащиеся мимо автомобили. Движение на этом шоссе не прекращалось даже ночью. Похлопала согнувшегося амирабийца по плечу.
— Ритмы мегаполиса.
— Ужасно! Как вы ещё не задохнулись? Не могу поверить, что здесь живут женщины, дети! Ты утверждаешь, будто мы уничтожаем свой дом войной, но вы не лучше. Доводить до такого состояния окружающую среду — самоубийство!
— Вот и любуйся, Константин! Смотри очень внимательно. Это ваше будущее без магии!
Я развернулась и пошла по узкой асфальтированной дорожке к жёлтым огонькам, выглядывающим из-за голых деревьев. Я любила смотреть на окна, в которых горел свет. Иногда среди стандартных люстр, занавесок и обоев попадались занимательные экземпляры. У одних на подоконниках был всякий хлам, у других — книги или цветы. В последнем случае квадратик в панельке светился фиолетовым. Мне бы тоже хотелось завести горшки с растительностью и цветную лампу. И пить по вечерам фруктовый чай, наслаждаясь результатом своих трудов. Константин быстро меня догнал и пошёл рядом, постоянно озираясь. Я его понимала. Однотипные дома похожи на лабиринт.
Благодаря усилиям дворника Джамиля и его семейства, которое тот последовательно перевозил в столицу, в подъезде было приемлемо, несмотря на унылую серо-буро-малиновую краску на стенах. Я нажала кнопку вызова, шагнула в раскрытую коробку. Мой спутник покосился на автоматические двери и был отчасти прав — им нельзя доверять, но увидев, что я спокойно жду внутри, счёл возможным присоединиться. Лифт тащился вверх, в прямоугольнике над нашими головами по порядку загорались цифры.
«Тринадцатый этаж!» — объявил механический голос, и я подтолкнула Константина к выходу.
На красно-коричневой двери белела печать. Значит, полиция здесь побывала. Когда меня выбросили из окна, ключи вместе с паспортом находились во внутреннем кармане пиджака. К счастью, тогда я лишилась только телефона. Дом Калеба я покидала уже в платье и накидке. Оранти избавился от моей одежды и солдатских шмоток Николаса. Но перед этим я перепрятала ценные вещи.
Ранец моего рыжего приятеля до сих пор был при мне. На дне я нащупала свёрток, внутри что-то звякнуло. Освободив ключи от ткани, вставила в замок. Тот крутанулся несколько раз и с громким щелчком открылся.
На коммунальные услуги у меня был оформлен автоплатёж. Я надеялась, что в моё отсутствие сумма продолжала списываться со счёта, и нам не придётся сидеть в квартире без электричества и воды. Клацнул выключатель — под потолком прихожей разлился мягкий свет. Я указала Константину на вешалку и полочку под ней.
— Здесь можно снять верхнюю одежду и разуться.
— Мне ходить при тебе без сапог?
Странно, что из всего увиденного его в большей степени поразил именно этот факт.
— Мы не ходим дома в обуви. Ты поймёшь, почему.
Оставив Кольдта наедине с мучительным выбором — оскорбить хозяйку жилплощади или опозориться самому — прошлась с ревизией по комнатам. Что ж, землянка вправе собой гордиться. Из общего порядка выбивалось только жёлтое полотенце, что я повесила на ручку шкафа, перед тем как высушить волосы феном, да кружка из-под кофе на прикроватной тумбочке. Махровая тряпка полетела в стиральную машину, бокал отправился в раковину.
Заглянула под мойку — ведро пустовало. Я мысленно перекрестилась, собралась с духом и резко, как срывают с кожи пластырь, распахнула холодильник. Внутри было девственно чисто, только в дверце болтался неубиваемый пакетик кетчупа. Я вспомнила, что тем злополучным утром вскрыла литровый пакет молока, чтобы залить мюсли, и теперь не могла взять в толк, куда он исчез.
Точно! Я хлопнула себя по лбу. Запасной ключ был у Тамары, соседки, за чьими детьми я иногда приглядывала. Это она позаботилась о моей собственности до прихода полицейских — вынесла мусор, вычистила полки. На глаза навернулись слёзы благодарности. И хотя мне казалось иначе, я и до Амираби не была одна.
В кухню вошёл Константин. Его сапоги остались в прихожей. На шести квадратных метрах сделалось совсем тесно. Как чужеродно в этих стенах выглядел сын короля! Надо думать, моя персона в Кленовой роще смотрелась так же нелепо.
В духовке подогревалась замороженная пицца. Шкаф для сухих продуктов исторг сушки и банку сгущёнки. Под петухом-колпаком заваривался чай. Жизнь налаживалась. Даже мой гость улыбнулся, слизывая с запястья капельку тягучего лакомства.
Вместе мы разложили диван в гостиной. Я постелила чистую простынь, принесла подушку из спальни, извлекла из комода толстое одеяло, сунула Кольдту в руки и, пока тот не опомнился, первой бросилась в душ.
Стоя под тёплыми струями, наслаждаясь ароматом любимого шампуня, я не сразу сообразила, что не захватила чистую одежду. Благо на крючке висел плюшевый халат. Запахнула его поплотнее, скрутила пояс в надёжный узел и испугалась, что в итоге не смогу развязать. Утешая себя тем, что спать в халате не так уж и плохо, вернулась в гостиную.
Константин разглядывал единственную фотографию в доме. На карточке — белое платье, взятое напрокат. Счастливая улыбка. Букет невесты. Паша. Его подбородок у меня на плече. Моя рука, свободная от цветов, — на мужском предплечье. На безымянном пальце — кружок. Я посмотрела на свои руки, растопырила пальцы. На них ничего уж нет. Даже белый след от кольца и тот исчез.
После смерти мужа фотография переехала сюда из спальни. Помню, как всю ночь проворочалась без сна, а на утро схватила рамку и с грохотом опустила на комод. И как только не разбилась? Лучше бы она разлетелась, и я бы убрала картинку в ящик. Голос Константина спугнул мрачные мысли, точно стаю ворон.
— Это обряд?
Он прошёлся по комнате, сел на диван. Я привалилась к стене.
— Да, свадьба.
Я ожидала каких угодно вопросов, но только не того, что последовало дальше. Когда Константин оторвался от изучения узора на ковре, в зелёных глазах читалась злоба. Он навёл указательный палец на мою бровь и сказал, то ли спрашивая, то ли утверждая:
— Это сделал он.
— Нет, то есть не совсем, — я потёрла шрам: — Это результат наших отношений.
— Как это? — не
