в детдом?
— Пожалуйста, Айзек…
Я почувствовала, как что-то холодное тронуло мой висок. Дуло пистолета.
— Кристал, последний шанс.
Дрожащими губами я сказала:
— Застрелили. Вначале отца. А-а-а… а потом и беременную мать. Она спасла меня…
Вот и всё. Я призналась. Обнажив незаживающие раны, которые преследовали меня во сне и наяву. Секрет, который угрожал поглотить меня изнутри. Каждое слово повисало в воздухе, натянутое между нами, как невидимая нить.
Когда я излила свою самую мрачную правду, легче не стало. Меня просто развернули наружу.
Я была раздета догола, больше, чем просто обнажена перед Айзеком, выставляя осколки моей души на показ. Всё, что у меня было.
Он медленно убрал повязку с моих глаз, заставляя меня встретиться с его пронзительным взглядом, устремленный на меня.
— Ты счастлив? Получил, что хотел? Маньяк грёбанный! — я стала барахтаться, вопить и плакать.
Я хочу уйти.
— Кристал, почему ты винишь себя?
— Отстань от меня! — в этот момент я сама не узнавала свой голос.
— Почему ты винишь себя?
У меня перехватило горло, и я изо всех сил пыталась подобрать нужные слова. Как я могла объяснить гложущее чувство вины?
— Потому что я оставила дверь открытой! Потому что выжила!
— Они бы все равно пришли, — сказал он, и его голос прорезал темноту. — Это никогда не было твоей виной, Кристал. Ты не можешь нести бремя выбора каких-то кретинов.
— Но я выжила! Я выжила, а они нет!
— Кристал, в этом нет ничего постыдного. У тебя есть право жить, обрести счастье и продолжить новый путь. Это не уменьшает ни любви, которую ты испытывала к ним, ни боли, которую ты испытываешь.
Руки Айзека обхватили меня, притягивая в объятия, которые казались одновременно защитными и успокаивающими, заставляя меня плакать лишь сильнее.
— Ты здесь, Кристал, и только это важно, — прошептал он, его дыхание обжигало мое ухо. — Твоё выживание является свидетельством силы, стойкости человеческого духа. Почти их память, живя полной жизнью, которая приносит тебе радость. Подумай о них, разве им было бы приятно знать, что их единственная дочь упивается болью всё оставшуюся жизнь? Сделай родителей счастливыми, чти их память жизнью, которую они заслуживали. Смейся во их имя, радуйся вспоминая о них. Не дай им умереть, умирая самой. Ты единственное, что может продолжить их жизнь.
Боль. Боль. Сплошная боль.
— Я не могу… — прошептала я, мой голос был едва слышен на фоне его отчаянных мольб.
— Ты можешь, Кристал! Ещё как можешь! Ты просто нашла утешение в своей боли, но в глубине души ты знаешь, что это не то, чего они хотели бы для тебя. Ты боишься двигаться дальше, боишься принять жизнь без постоянной боли от их отсутствия. Но ты должна спросить себя, действительно ли это та жизнь, которую они хотели бы для тебя?
Его слова эхом разнеслись по комнате, отдаваясь в глубинах моей души. Я почувствовала, как рушится мое сопротивление, стены, которые я возвела вокруг своего горя, медленно уступают место проблеску надежды.
Голос Айзека стал громче, наполненный силой его убеждения. — Ты должна выбрать жизнь, Кристал. Ты в долгу перед ними, перед самой собой и перед любовью, которую ты разделяла с ними.
— В тебе есть сила, Кристал, — продолжил он, теперь его голос звучал успокаивающим шепотом. — Ты перенесла невообразимую боль, и эта сила — твой дар. Пришло время высвободить её, обуздать и проложить путь к исцелению.
Я чувствовала, как его слова проникают в мою душу, разрушая стены, которые я возвела вокруг своего горя.
— Избавься от чувства вины, любовь моя, — умолял он, его взгляд был полон нежности. — Ты не несешь ответственности за их судьбу. Их любовь остается запечатленной в твоём сердце, и их дух продолжает жить в тебе.
Слезы текли по моему лицу, смесь печали, облегчения и вновь обретенной решимости. Айзек оставил несколько быстрых поцелуев, пытаясь предложить комфорт и покой.
Я покачала головой в знак согласия, пытаясь быстро закончить этот разговор.
— А что насчёт мести? Сделала бы она тебя хоть чуточку удвольвтворённой?
— Да, — тихо ответила я, не желая осозновать это.
— Вот и хорошо, — сказав это, он достал спичку и свечку. — потому, что поверь, мой нежный ангел, мы сделаем это.
— Как?
— Доверься мне, я принесу их к твоим ногам.
Наши взгляды встретились и увидев твердость в его прекрасных голубых глаза — я поверила.
Одинокая слеза покатилась по моей щеке.
Он развязал мои руки и зажег свечку.
— Потяни одну руку вперед.
— Зачем? — спросила я.
— Просто доверься мне, — прошептал он.
Я на мгновение заколебалась, мерцающее пламя отбрасывало танцующие тени на его лицо. Но что-то в его взгляде, что-то грубое и неотразимое, побуждало меня повиноваться.
Айзек медленно приблизил свечу, пламя огня отбрасывало теплый отблеск на его мужественно красивое лицо. Он наклонил свечу, позволяя расплавленному воску растекаться и капать завораживающим каскадом темно-красной жидкости.
У меня перехватило дыхание, когда первая капелька упала на мою кожу, её тепло распространилось по моему плечу. Ощущение было ужасно неприятным.
— Ай! — закричала я, пытаясь убрать руку, но Айзек схватив её, не дал мне этого сделать.
Прикосновение Айзека повторило путь воска, его пальцы нежно скользили по моей обнаженной плоти. Каждое прикосновение посылало мурашки электрического возбуждения по моему телу, усиливая огненные ощущения, которые уже бушевали во мне.
Айзек продолжил держать свечу в горизонтальном положение и воск стекал, образуя замысловатые узоры на моей коже. С каждой каплей волна жара и странное чувство удовольствия захлестывало меня, толкая все дальше в глубины наслаждения.
Комната, казалось, пульсировала энергией свечи. Я закрыла глаза, теряясь в водовороте ощущений, смеси жара и прохлады, удовольствия и боли.
Голос Айзека, чуть громче шепота, достиг моих ушей: — Почувствуй это, любовь моя. Отпусти контроль и погрузись в настоящий момент. Отдайся огню, который течёт по твоим венам.
Его слова, такие повелительные, но и в то же время наполненные нежностью, заставили меня дрогнуть.
