Но это еще не весь путь. Впереди тебя ждут главные испытания. Самые серьезные. И меня не будет рядом, чтобы направить…
Он хрипел, пытаясь отдышаться. Весь его вид выражал такую степень страха, будто за ним кто-то гонится.
— Запомни, существуют два пути возвышения. Первый — самый простой, потому к нему обращается большинство. Это смерть. Понимаешь меня?
— Не особо, — честно признался я.
— Вспомни, когда ты сам становился сильнее?
Мне пришлось напрячься. Мысли путались, глаза застилали слезы. А тут потребовалось еще думать.
— После Разломов, — выдавил наконец я. И тут до меня дошло: — После уничтожения тварей.
— После убийств. Не бойся называть вещи своими именами. Иногда это действительно страшно, но не позволяет тебя сбить с пути.
Будочник сипло втянул в себя воздух, и я даже испугался, что он сейчас умрет. Но после долгой паузы учитель тяжело выдохнул.
— Убийство — путь Падших. И так уж получилось, что путь большинства магов. Когда мы убиваем существо, то забираем часть силы, заключенную в сульфаре. Вот в чем штука. Потому высший маг — это почти всегда убийца. Идеальный кандидат в Падшие. Мы пытаемся бороться с пришлыми их же оружием. Понимаешь, в чем дело?
Я кивнул.
— Ты говорил, про второй путь.
— Путь эфери. Ты не задумывался, почему тошкены не стерли их с лица земли?
— Потому что… не могут?
— Верно, Коля, верно, — торопливо закивал Будочник. Хотя в нынешнем положении это выглядело как легкий припадок. — Магия — лишь инструмент. Как использовать его, решаешь ты сам. И у тебя есть несколько путей.
Учитель облизнул пересохшие губы.
— Пойти по самому легкому пути. Стать сильнейшим существом в этом мире. А может, и в других мирах. Но в таком случае ты перестанешь быть человеком.
— Мы вроде поняли, что это не вариант, — пытался я вести конструктивный разговор, хотя сердце разрывалось на части.
— Я очень надеюсь. Это бы значило, что я ошибся в тебе. Второй — найти эфери и стать одним из них.
— Но… если я стану одним из них…
— То проблемы Падших и других миров более не будут тебя интересовать. Это достойный путь для тебя.
— Какой третий? — спросил я, чувствуя некоторую дрожь. Словно услышанное могло изменить меня прямо сейчас.
— Найти свой путь. Этого пытался добиться Ирмер. Пытался, но не смог. Он хотел узнать всю правду, которая есть, выведать все секреты магии и найти путь, чтобы сохранить все, что было ему дорого. Но у него не получилось.
— Почему ты думаешь, что у меня получится?
— Я не думаю. Я верю. Вера — все, что у меня осталось. Если даже и не получится, я не хочу этого знать. Лучше уйти в неведении, думая, что все сделал правильно. Теперь ты… говори… я вижу, что ты хотел что-то спросить.
Казалось, что каждое слово Будочник выжимает из себя с невероятными усилиями.
— Ирмер, ты работал на него.
— Совсем недолго… До исчезновения Александра.
— Это его ученик?
На сей раз Будочник даже не ответил. Лишь медленно мигнул, выражая согласие.
— Мне надо узнать, что стало с этим самым Александром.
— Он исчез. Не умер, а исчез… Понимаешь?
— Нет, не понимаю, — замотал головой я. — Что это значит?
Будочник несколько раз вздохнул и стал неторопливо говорить, изредка делая длинные паузы.
— Что его больше нет среди нас. Они… часто ходили туда... Но как-то раз Ирмер вернулся один. И все…
Я вспомнил слова соседушко. Ну да, эту версию я уже слышал. Вот только яснее ничего не стало.
— То есть, ты не знаешь, что случилось с Александром?
— Знает только Ирмер, — растягивая каждое слово произнес Будочник. — Он… вел… дневник…
Дыхание учителя стало частым, прерывистым. Я чувствовал, что силы утекают из его тела. И влил еще.
— Не надо, — ответил тот, хотя было видно, что ему на мгновение стало лучше. — Что до дневника, Ирмер раньше хранил его в сейфе. В своем загородном доме. Если его нет здесь…
— Он оставил его в том мире, — заключил я. — Значит, в этом дневнике и могут быть ответы.
— Николай, я больше не могу. Отпусти меня, не мучай.
— Я… не могу.
Горячая слеза обожгла собственную руку.
— Ничего не закончится с моей смертью. Это естественный порядок вещей. Отпусти, пожалуйста.
— Как… тебя похоронить?
Я хотел сказать что-то хорошее, доброе, поблагодарить его, в конце концов, но ляпнул именно эту несуразицу. Сам не знаю почему.
— Неважно. Разве ты будешь беречь разбитую бутылку? Вино в ней хранить все равно нельзя. Делай так, как считаешь необходимым... Николай… — он сжал мою ладонь из последних сил. — Пора.
Я закрыл глаза, коротко вздрагивая от беззвучного плача и дрожа убрал руки. А когда вновь посмотрел на Будочника, то увидел на груде тряпья невероятно старого мужчину, глядящего в пустоту. Но именно сейчас учитель улыбался, едва заметно, уголками губ, как каждый раз, когда я говорил какую-нибудь глупость.
Не знаю, сколько я просидел так перед ним. Будто надеялся, что зайдет кто-нибудь и скажет, что все это неправда. Мираж, видение. Но никто не заходил.
Я тяжело поднялся и на негнущихся ногах, выбрался наружу, боковым зрением заметив тех самых «пчелок», как назвал их Будочник. На самом деле трутней, желающих поскорее разобрать все, что плохо лежит. Хрен вам.
Синяя будка позади меня вспыхнула внезапно, осветив хмурый осенний день ярким заревом. А я поплелся прочь. И, казалось, не было сейчас человека более одинокого, чем я.
Глава 18
Самое мерзкое, что нужно было жить дальше. Жить, будто ничего особенного не произошло. Отвечать за завтраком, когда тетя задает вопросы, пытаться не обращать внимания на двусмысленные замечания Лады, заниматься повседневными рутинными делами. К примеру, ехать в лицей.
Вообще, это действие сейчас не имело никакого смысла. Находиться в классе «нулевок», где только подготавливают к волшбе, тогда как уже стал полноправным магом высшей категории, тело которого разрушается от собственной мощи, казалось какой-то профанацией. Однако выходило, что я еще должен отыгрывать роль обычного студиозуса, чтобы не навлечь на себя ненужное внимание.
Встреча с друзьями была напряженной. Точнее, руки мне пожали, но Горчаков тут же покраснел и отвел глаза, а Протопопов не сдержался и улыбнулся. Остальные однокашники шушукались, но тоже
