понуро прошептала Нина.
— Ничего страшного, — привычно ответил Герман.
— Через два дня день рождения Ярины, — вдруг вспомнила Нина. — Помнишь?
Герман помнил, как такое забудешь? Как можно забыть день рождения той, о которой не забываешь ни минуту. Каждую микросекунду помнишь! Потому что, если забудешь, — сразу сдохнешь! Всё живое дышало кислородом, Герман — мыслями о собственном солнечном наваждении.
Он знал, что Ярина обустроилась в доме в Малибу с видом на Тихий океан. На выходных летала к своему дяде Эндрю, подружилась с его семьёй, детьми, внуками. Училась фотографии, присмотрела ветеринарный колледж в Калифорнии, хотела получить звание «доктор», а пока нагоняла необходимые знания. Общалась с новыми знакомыми, вела обычную жизнь двадцатилетней девчонки. Более обособленную, чем можно ожидать от владелицы нешуточного состояния, но всё-таки самую обыкновенную жизнь. Носила вещи из масс-маркета, неизменные разноцветные носки и часто выкладывала в инстаграм фотографии закатов с веранды собственного дома.
Собственно, из инстаграм и были получены Германом знания о частной жизни Ярины. Марков по-прежнему отслеживал ее финансы, только бездушные цифры не могли сказать ничего, в отличие от фотографий и коротеньких заметок под ними.
Она сама постучалась на страницу к Герману, он молча добавил, не зная, чего ожидать. А ничего и не происходило. Никакого общения, лишь взаимные лайки. Не так и мало в их ситуации.
Понимал ли Герман Ярину? Иногда казалось — нет. Временами — да. Он знал, что Ярине требуется время разобраться в себе и мире вокруг. Не слишком простая задача для девочки с настолько запутанной историей семьи, что взрослые люди не смогли в своё время разобраться.
Однако он твёрдо знал, что его девочка, его Ярина — умненькая, сообразительная, прошедшая огромный путь от нежеланного ребёнка, детдомовки, до той девушки, которая всерьёз планирует карьеру ветеринара, непременно справится.
И если Герману повезёт — он будет рядом. А если нет… впрочем, «нет» Герман не рассматривал.
Глава 24
В Штатах Ярина жила уже полгода, пытаясь адаптироваться к новой действительности. Иногда у неё получалось, она чувствовала себя полноценным человеком, но чаще… чаще не удавалось, несмотря на обязательное посещение психоаналитика и попытки примириться с собой.
Иногда она решала всё бросить. Тогда с ней вёл долгие беседы родной дядя. Эндрю, как он просил себя называть. Эндрю утверждал, что детство Ярины было абсолютно нездоровым, а всё происходящее в последние годы — ненормальным. Вероятно, так и было, но другой жизни она не знала.
В первое время после приезда в Малибу Ярина вскакивала по ночам от одного и того же сна, вернее, воспоминания: она изо всех сил тащила Германа в машину, наивно думая, что салон автомобиля — надёжное укрытие. Герман же игнорировал и её, Ярину, и оружие в руках Нины, которое было направлено прямо на них. На Ярину направлено!
Тогда у Ярины промелькнула ясная, чётко оформленная мысль, что она действительно заслужила смерть. Некоторым людям правильней не появляться на свет, именно такой она и родилась.
Её никогда не любила мама. Ярина начала понимать это достаточно рано, но для маленькой девочки это не имело значения. Безусловной любви ребёнка хватало на двоих. Её не любил папа, про которого она толком ничего не знала и не могла знать. Что у любого существа есть отец, Ярина понимала ещё в дошкольном возрасте. Дети сами по себе не рождаются! Значит, и у неё есть, просто ему ребёнок не нужен.
Кто любил? Бабушка Тося… Наверное, ее любви должно было хватать, однако Ярине со временем стало недостаточно, она хотела большего, чем и прогневала судьбу, которая попросту отобрала и то немногое, что было.
После Ярину не любили в детском доме, но там всех не любили, жаловаться на это глупо. Кто полюбит чужого ребёнка, одного из сотни точно таких же воспитанников? Уж точно не директор и воспитатели, у всех были свои дети для любви.
Позже Ярина попала в семью, где её тоже не любили, да и за что было любить? Она сама себя полюбить в новом статусе не могла. В статусе той, которая всё испортила.
Однажды Ярина едва успела подумать, что чёрное, казавшееся бесконечным дуло смотрит в нужную сторону — прямиком на неё — как раздался выстрел. Громкий, оглушающий, который заставил покачнуться воздух. Вернее, Ярине показалось, что воздух качнулся, на самом деле это она шлёпнулась на колени, увидев, как навзничь упал Герман.
Тут же прибежали охранники, почти сразу примчалось несколько полицейских машин, скорая помощь с включёнными проблесковыми маячками. Ярина не видела, кто вызвал спецслужбы. Людей вокруг становилось больше и больше, как на арене цирка при финальном поклоне.
На снегу застыла кровь, превратив белоснежный покров в бурую, грязную кашу. В голове гудела, звенела, билась мысль, что всё произошедшее — сон. Вообще всё! С самого начала до самого конца — сновидение. Такого с людьми не случается!
Никто не заваливает никому не нужных сирот деньгами. Не окружает странной, часто пугающей заботой. Не платит за зло добром. Да такого даже в фильмах и сериалах не показывают!
Ярину допрашивали дознаватели, потом следователи, ещё какие-то люди, в званиях которых она не разбиралась, а имена не запоминала, заставляли расписываться в бесконечных протоколах, указывали, что писать и как отвечать на поставленные вопросы. И только когда на Нину, которая находилась рядом, надели наручники и повели за порог дома, Ярина вдруг поняла, что же на самом деле произошло.
Она выскочила вслед за Ниной и двумя сопровождающими полицейскими, пытаясь объяснить им, что Нине никак нельзя попадать в тюрьму. Нельзя! Только никто не стал слушать Ярину, даже не посмотрели в её сторону.
Лишь Нина сказала:
— Иди в дом, Ярина. Простудишься.
От глухого, совсем непохожего на привычный, голоса Нины, Ярина окончательно очнулась. Она обернулась на огромный дом, который по какой-то нелепой случайности принадлежал ей, на чищенные дорожки, выключенный на зиму фонтан. Ухоженные кусты, угол гаража, где стоял не один автомобиль. Посмотрела вслед отъезжающей машине, которая увозила Нину, и набрала знакомый номер.
Дядя Игнат, конечно же, помог. Сделал больше, чем могла вообразить Ярина. До того дня она не понимала толком, какими возможностями обладает отец Елисея. Помог взамен на то, что она улетит из страны так скоро, насколько это возможно.
Скоро — это ведь через месяц, полгода, год, решила Ярина тогда. Оказалось — на следующий день.
— Я не могу, — лепетала она дяде Игнату. — Здесь Герман, Нина… Не могу я.
— Можешь, — спокойно сказал отец Елисея. — Нине Александровне ты ничем помочь не сможешь,
