считались детьми богов и смертных женщин, и изображали их точно также как, на земле – в виде толстощекой головы дующей на что-то.
Мари, на удивление, принялась расспрашивать про эту самую пищевую добавку. Заодно вытягивая сведения о торговле с Ладгардией. А я как-то быстро потерял интерес и погрузился в свои мысли.
То ли раньше просто не хватало времени подумать, то ли я гнал от себя эти мысли…
Сейчас, под мерный рассказ тинка Галуса, я смотрел на примитивную и, наверняка, чудовищно неточную карту, разукрашенную изображениями полубогов, морского змея, якобы обитающего в океане, и прочих загадочных чудовищ и думал: «Мир… Целый мир открыт. По сути, у меня нет здесь долгов и обязательств. И Олла, и Мари – взрослые самостоятельные женщины. Я могу просто оставить им деньги и жить так, как мне заблагорассудится. Путешествовать, торговать, сделать себе состояние и ни на кого не оглядываться…»
Может быть, это говорили во мне раздражение и усталость от реалий этих проклятых Мормышек. Все же я прожил в своем мире достаточно большой кусок жизни, чтобы понимать: именно долги и обязательства привязывают нас к людям. Даже если они, эти самые долги, вымышленные. Отказавшись сейчас от них, я перестану быть самим собой.
И Мари, и Олла – сдерживающие факторы для меня. Кто знает, стал бы я так рисковать своей драгоценной новой шкурой в первом рейде, если бы не понимал, что утром мне придется посмотреть в глаза Мари? Возможно, я бы не отважился и, поддавшись инстинкту самосохранения, принял бы участие в ночной резне? Страх за свою шкуру присущ всему роду человеческому, и я вовсе не исключение.
Не хотелось думать такое о себе самом, только вот мысли из головы не выкинешь.
Осознавать все это было не слишком приятно, но и врать себе я не стану – именно забота об этих женщинах заставила меня изворачиваться, рисковать и сохранить в себе хоть что-то человеческое.
Хрен его знает, какие высшие силы перебросили сюда и меня, и ее, да еще и дали нам возможность встретиться. Но спасибо им за это!
Мы уже закончили занятие, когда я, чуть поколебавшись, скорее всего, под влиянием собственных размышлений о собственных же слабостях и червоточинах, спросил:
-- Слушай, может, сходим к Болвану? Ну, просто глянуть, как он там…
МАРИ
Вопрос Оскара меня порадовал. Чем-то меня зацепил этот озлобленный старик, и в голове нет-нет да и возникала мысль о том, что ему-то значительно хуже, чем нам. Когда Оскар предложил навестить его, мне даже на душе стало легче.
- Если ты не против, – Оскар помялся, – давай купим ему немного еды.
Мы зашли в лавку, и я купила булку хлеба, брусок плотного жирного сыра, небольшой ломтик ветчины – она хранится хуже всего. Поколебавшись, добавила в продуктовую корзинку сладкий пирог.
Поселок нищих казался вымершим, только возле одной из хижин, прямо на земле, растянулся пьяный вдребезги мужик, который слабо ворочался и что-то бормотал довольно агрессивно, беседуя с воображаемым другом.
Оскар постучал в дряхлую дверь и крикнул:
-- Есть кто живой?
Ответа не последовало, а от легкого стука криво сколоченные доски скрипнули и открылись. Хижина Болвана встретила нас полумраком, запахом бомжатника, прелой травы и комком тряпья в углу. Там, в этом тряпье, кто-то ворочался.
Здесь не было мебели, кроме старого полуразломанного бочонка, поставленного кверху дном, и довольно большого котелка в углу. Бочка заменяла стол – на ней, кроме грязной миски, стояла большая кружка с отбитой ручкой. По земляному полу были раскиданы ошметки какой-то вялой травы. На стене, на трех гвоздях, висели какие-то невнятные одежки, а из груды тряпья с кряхтение и стонами вынырнул старик.
-- Что… Что надо? – голос его звучал испуганно и жалко.
Сквозь прореху в крыше падали несколько солнечных лучей, и когда лицо старика попало под них, стало видно, что его крепко избили -- один глаз наполовину заплыл.
Оскар с каким-то странным шипящим звуком втянул в себя воздух и спросил:
-- Болван, это кто тебя так?
Старик слабо махнул рукой на нас и попытался снова зарыться в тряпки, но Оскар, кажется, действительно разозлился.
-- Я задал вопрос и хочу получить ответ. Кроме того, назови уже нормальное имя. Невозможно обращаться к человеку с такой скотской кличкой.
Старик резко и неуклюже вынырнул из тряпья и застонал от собственного движения, схватившись рукой за ребра. Однако, похоже, что вопрос Оскара не на шутку разозлил и его. Он начал усаживаться на своем «ложе» неловкими рывками, держась за ребра.
Я подумала, что, может быть, мы зря лезем, не наше это дело? Хотела положить продукты на бочку и выйти, но Оскар удержал меня за руку.
- Погоди, Мари. Старик, я жду ответа.
-- Ответа?! Ну, что ж… Меня зовут Болвангер дель Корро. Как тебе такой ответ, смерд?
-- Болвангер дель Корро? – переспросил Оскар. – Ты высокородный?
-- Вам-то какое дело? – запал старика прошел, он вяло махнул рукой и попытался улечься.
Глава 32
Глава 32
***
Разумеется, после такой новости никто и не подумал оставлять его в покое.
-- Когда ты ел в последний раз? – спросила Мари.
Старик что-то невнятно буркнул, Мари и Оскар переглянулись и вышли из хижины.
-- Похоже, еда у него кончилась.
-- Думаю, да. Давай так, -- Оскар достал из кармана небольшой ножик. – Найди какой-нибудь лист лопуха или что-то типа него, порежь сыр, хлеб, ну и все остальное, а я пока разведу костер – хоть чая заварим.
-- Сытый человек разговорчивее, – согласилась Мари.
Садиться в хижине они не рискнули. Пока Оскар колол дрова и разводил костерок, она подцепила котелок и кружку с отбитой ручкой и потащила к ближайшему ручейку – благо, что золы было достаточно. Мари прошлась по окрестностям, надрала каких-то крупных листьев и, выбрав чуть в стороне от хижины место в траве, собрала импровизированный стол.
Слишком долго уговаривать старика не пришлось: когда он понял, что там есть еда, он выбрался из-под кучи тряпья, и Оскар помог ему дойти до импровизированного стола. При солнечном свете выглядел он совсем уж ужасно. Черно-лиловый синяк на половину лица, полуприкрытый глаз, в котором, похоже, лопнуло несколько сосудов. Руку от ребер он не отнимал. «Или трещина, или сломаны» -- подумал Оскар.
Ел он жадно и не слишком опрятно, периодически морщась от
